Хранитель Золота так привык всегда контролировать любую ситуацию, насколько бы сложной и запутанной она ни являлась, так привык отодвигать на задний план и абстрагироваться от собственных чувств и желаний, что сейчас ему казалось — он сходит с ума. Где-то глубоко внутри, еще пока очень глубоко, в области сердца, до сих пор не знающего страха и упрека, поселилось и неприятно ворочалось странное, даже немного пугающее чувство. И было оно не совсем связано с решением очень важной и насущной в данный момент проблемы по поимке сбежавшей женушки. Полоза неудержимо влекло к Сатии. Эта странная девчонка, больше похожая на пацана (он и принял-то ее при первой встрече за подростка), притягивала его как магнитом. Несколько нечаянных (ой ли?) встреч только подтверждали всем известное правило: ничего случайного в жизни никогда не случается. А тут еще выясняется (опять же случайно), что Сати связана самым неприятным образом с его женой, которую нужно найти и вернуть любой ценой. Зачем взбалмошная саламандра направляется в земли эльфов — до сих пор остается загадкой, но вот то, что за ней тянется кровавый след нескольких убийств, — это ужасно. Полоза передернуло только от одной мысли о том, что его вторая половина — жестокая и хладнокровная убийца. И этот крест ему придется нести еще очень и очень долго. Как с этим жить, Хранитель Золота себе даже не представлял. Если жена, ни в какую не желавшая выходить из образа ящерицы, и раньше не вызывала у него ничего, кроме плохо контролируемого раздражения, то теперь Полоз испытывал к ней жуткое отвращение. И в чем тогда в итоге смысл женитьбы? Нужны наследники? Скорее всего, придется смириться с тем, что очень скоро роду горных владык придет конец. Вряд ли молодой наследник после таких выкрутасов безумной благоверной сможет без содрогания к ней прикоснуться, не говоря уже о чем-то более интимном.
Золотистый взгляд невольно скользнул по лицу спящей по другую сторону костра Сатии. Маленькая, хрупкая, непонятная, но отчаянная до безрассудства, эта девушка вызывала невольное уважение и восхищение. Ввязаться в такую смертельно опасную авантюру надо еще умудриться, а для этого достаточно быть либо глупой, либо очень глупой. Клятвами на крови так просто не разбрасываются, особенно в ночном лесу и даже не имея ни малейшего представления, кто стоит перед тобой.
И тем не менее Сатия Полозу нравилась. Даже очень нравилась. За те несколько неполных дней, что они едут вместе, Хранитель Золота успел увидеть то, чего он никогда раньше не замечал в женщинах, — бесхитростность. Да, Сатия скрывала слишком много всего, не проронила о себе лично ни одного словечка, как Полоз ни пытался выведать хоть какую-нибудь информацию о ее происхождении и жизнедеятельности, но вместе с тем она всегда ясно давала понять, что намерена сделать в следующее мгновение. Она была полна внутренних загадок и вместе с тем полностью открыта перед собеседником, начинала дрожать при малейшем намеке на опасность и тут же бесстрашно бросалась защищать, казалось бы, совершенно чужое существо. Наметанный глаз молодого наследника неоднократно подмечал жесты, движения, манеру говорить, какие возможны только у высокородных особ, они впитываются с молоком матери и становятся с возрастом бесконтрольными — их невозможно подделать или скопировать. Отсюда следует — Сатия является истинной аристократкой, но, как ни странно, совершенно не избалованной и не капризной. Она храбро встречает все тяготы пути, не жалуясь на отсутствие элементарных удобств, да еще и взвалила на себя груз ответственности за судьбу детеныша лиебе. А на это не каждый мужчина бы согласился. К тому же она довольно умна, как Хранитель Золота успел неоднократно убедиться, и довольно остра на язык. Такой фифе палец в рот не клади, оттяпает по самое не балуйся. Вот о какой жене можно только мечтать! Вот такую женщину Полоз хотел бы видеть рядом с собой всю жизнь. Вот какую… Так, стоп! О чем это он размечтался? У него есть гораздо более важные дела, чем увлечение случайной девицей, — весь род Царства Золотоносных Гор в опасности, а он тут сопливой романтике предаваться изволит! Отставить!
Утро поступило со мной на редкость отвратительно. Еще отвратительнее могли быть разве что произнесенные Полозом слова: «Доброе утро, Саламандра!» — после которых останется только пойти и добровольно залезть в пасть тем милым зверушкам, ужин которых мы ночью так жестоко обломали. Меня облили водой, щедро, от души, с садистским удовольствием. И все бы ничего, утренний душ вещь по сути своей полезная и бодрящая, если бы эта вода не была практически ледяной.