2 
Снимая дорожный костюм, Бакхерст с циничной ухмылкой думал о том, что как только спустится вниз, то непременно услышит обычные нудные уговоры жениться и начать наконец нормальную жизнь.
– С какой стати? – воскликнул он, и его камердинер Иейтс, служивший у него уже много лет, не ответил, зная, что герцог разговаривает не с ним, а сам с собой.
– Завтра я еду в Ньюмаркет, – сказал герцог, – ты должен быть там к моему приезду, так что тебе лучше выехать в бричке заранее.
– Я ожидал этого, ваша светлость, – ответил Иейтс, – и все подготовил.
– Хорошо!
Однако, покидая свои покои и неторопливо спускаясь по лестнице, герцог думал совсем о другом.
Трудно было выглядеть более красивым и импозантным, чем он. Хотя его крайне раздражало, если его называли «денди» или bean[1], спокойнее же всего он относился к своему школьному прозвищу – Бак.
Разница между Бакхерстом и теми, кто раболепно стремился не отставать от моды, заключалась в том, что одежда идеально сидела на нем, как будто он с ней сросся. В то же время ни у кого не было более мастерски и более элегантно завязанных галстуков, и Иейтсу было хорошо известно, что блеску ботфортов его хозяина завидовали все другие камердинеры.
Герцог вышел в холл и, когда через открытую дверь парадной увидел солнечное небо и шевелящиеся от дуновения весеннего ветерка молодые листья деревьев в Гайд-парке, неожиданно почувствовал острое желание вернуться в загородное поместье и не встречаться с родственниками, ожидавшими его.
Что он не любил больше всего на свете, так это сестринские упреки и обвинения.
Хотя родня побаивалась высказывать ему все, что накипало на душе, Бакхерст был уверен, что в течение добрых получаса ему предстоит отбиваться от их атак.
«Черт бы их побрал! Почему они не могут отстать от меня!» – думал он, когда дворецкий поспешил вперед, чтобы открыть для него дверь в салон.
Он прошел внутрь, отметив, что там внезапно воцарилось молчание: это ясно свидетельствовало, что присутствующие говорили о нем.
Его старшая сестра, маркиза Холл, в девушках была красавицей, и ее брак с маркизом считался весьма удачным.
Его вторая сестра, Маргарет, вышла замуж за лорда Брендона, который был значительно старше ее, и не только исключительно богат, но и, занимая важное место в палате лордов, был на хорошем счету при дворе.
Под пристальными взглядами собравшихся герцог прошел по обюссонскому ковру, подумав при этом, что в целом его семья пользовалась уважением и у него были все основания гордиться ею.
– Как ты, Элизабет? – поцеловал он маркизу в щеку.
Не ожидая ответа, он также коснулся губами щеки младшей сестры и прошел к столику, где на серебряном подносе в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского.
Он налил себе бокал, поставил бутылку на место и с улыбкой сказал:
– Итак, я слушаю! Что я натворил на этот раз, и почему вы сидите со столь постными лицами?
Маркиза, у которой чувство юмора было развито больше, чем у сестры, рассмеялась.
– О, Бак, ты в своем амплуа! Но на этот раз мы пришли поговорить не о тебе, а об Эдмунде!
– Об Эдмунде? – сухо переспросил герцог. – И что он такого натворил теперь?
– Когда ты услышишь, то не поверишь, – заметила леди Брендон.
Герцог уютно устроился в кресле с высокой спинкой напротив софы, на которой сидели сестры.
– Если у него снова денежные затруднения, то я не намерен оплачивать его долги.
– Хуже того, – сказала маркиза.
– Хуже, чем долги? – удивился герцог. Кузен Эдмунд был вероятным наследником его титула, и вся семья относилась к нему с явной антипатией.
Действительно, Эдмунд был весьма неприятным субъектом, который не только жил в роскоши и безделье за счет герцога, но и постоянно преступал дозволенные границы поведения, используя любые преимущества, которые ему давали семейные связи.
Он был расчетлив, изворотлив, в какой-то степени бесчестен и, пожираемый завистью, ненавистью и злобой, при каждом удобном случае хулил герцога, хотя жил на деньги, которые вытягивал из него.
Наступило молчание, и герцог спросил:
– Итак? Чего он добивается теперь? Вряд ли можно придумать что-нибудь хуже уже совершенного им.
¦
– Он женился! – без обиняков заявил маркиз Холл.
Герцог вздрогнул и уставился на зятя так, словно не верил своим ушам.
– Женился? – воскликнул он. – Кто же это решился выйти за него?
2 
