В руках у меня пистолет, большой, вороненный, пахнущий оружейным маслом. Нет, стрелять не собираюсь, я сейчас дома сижу, за столом, и на этом самом столе старая газета расстелена. Я пистолет чищу, а стрелял я днем, в тире. Пистолет называется ТТ. Но для меня он именно что «так называется», на привычный мне чуть неуклюжий, но плоский и мощный пистолет образца тридцать третьего года он похож очень относительно. Если честно, то больше он напоминает американский «Кольт М1911» устройством. Хотя и от «моего», привычного ТТ, тоже есть немало. Ударно-спусковой механизм, например, целиком вынимается. И затворная задержка запирается на пружинную защелку. Зато в этом, в отличие от привычного ТТ, есть ручной предохранитель, большой и удобный, как у «американца». А вот автоматического предохранителя с «клювом» и «бобровым хвостом» нет. И американской дульной втулки. Зато есть чисто кольтовская удобная рукоятка. Хотя держать ТТ все же похуже получается, чем кольт, того самого «клюва» на затворе не хватает, это из-за него «американец» так быстро и четко ложится в руку. У ТТ этого затыльник затвора округлый, тут с «нашим» ТТ полное совпадение.

Калибр у этого ТТ тоже не как у нашего. Не маузеровский патрон 7.62, а какой-то совсем непривычный девятимиллиметровый, с длинной, в двадцать три миллиметра, гильзой. Мощный патрон, серьезный, довелось уже убедиться. И сам пистолет, естественно, чуток потолще. Называется этот патрон «9 миллиметров длинный». Есть еще и «короткий», но это уже про совсем другие пистолеты.

«Почему все не так»? Что случилось с этим ТТ, почему он так изменился?

Нет, он не изменился. Он тут с самого начала такой, таким и придуман. И патрон тоже маузеровский, но так называемый «экспортный», то есть девять на двадцать три он был изначально. Вместе с комиссарскими маузерами он попал из Германии в СССР, где со временем сделали основным калибром для пистолетов и пистолетов-пулеметов.

Непонятно? Это где так? А вот здесь, где я сейчас.

Это просто я сейчас черт знает где, в каком-то непонятном, пустынном, мерзком, отвратительном мире, в который я просто взял — да и провалился. Как? А вот так, пошел генератор чинить, дверь сарая захлопнулась, и в полной темноте я переместился черт знает куда. И теперь в этом черт знает где и живу. Хотя… хотя совсем уж жаловаться грех, все могло закончиться куда хуже. А я вот женщину нашел и влюбился, а она возьми, да и ответь взаимностью. Разве плохо? Разве этого мало? Немало.

Мир похож на мой… но не совсем. Как вот этот самый пистолет на свой аналог в «моем слое», как здесь принято говорить. Что-то похоже, а что-то вообще другое. И время словно назад отмоталось, лет на пятьдесят, примерно.

А вообще время здесь странное. Тут все как в заводи у реки, вроде рядом течение, а здесь по кругу все движется, несет всякие травинки-щепочки, нас, в общем, то туда, то сюда. Не стареем мы здесь. Почти. Чуть-чуть совсем, эльфы, блин.

Так все хорошо? Да я бы не сказал. Плохой тут мир, даже, кажется, это и не мир вовсе, а какое-то «подмирье», вроде подкладки, от старого пальто отпоровшейся, что-то не так здесь, не зря такие же как я «попаданцы», которые и составляют местное население, зовут его Отстойником. Отстойное место. И еще здесь живет Тьма. Что такое Тьма? А черт его знает, тут сколько людей, столько и мнений, похоже. Только ей все эти мнения до одного места. Она тут есть, и она разрастается. А мы отсюда, из-под подкладки, никак выбраться не можем, ни назад, откуда провалились, ни куда еще. И когда Тьма распространится на весь этот мир, многие из нас будут еще живы, потому что мы, как я уже сказал, даже не стареем. Те будут живы, которых не разорвут твари, приходящие к нам из этой самой Тьмы. Дерьмовое все же здесь место, и жизнь здесь дерьмовая.

* * *

Федьку выписали из госпиталя в субботу утром, и я заехал за ним. Настя, радуясь наступившему выходному, да еще и наложившемуся на заведомо нелетную погоду — дождь, хоть и мелкий, сыпал с самого утра — и возможности посидеть дома, занялась с утра уборкой нашей крошечной, но уже вполне обжитой конуры. А днем должны были доставить заказанную мебель, призванную превратить уныло-казенную жилплощадь в некое подобие уютного семейного гнездышка. Жалкое, конечно, подобие, но все лучше чем сейчас будет.

«Раненый герой» вышел из дверей ровно в одиннадцать, опираясь на палку, хотя, судя по походке, она ему была не слишком нужна. Хотя, может мне это и показалось.

  1