Лёгкий, ненавязчивый романчик 
70 
— Ты просто дурень, если веришь во все это! Он же только что пообещал ей жизнь в аду! А ведь одно твое слово могло бы все изменить!
— А что я, по-твоему, должен был выбрать: жизнь в аду для Джулианы или полный крах для всей нашей семьи?
— О Господи! — в отчаянии всхлипнул Оувертон.
Дарси внимательно взглянул на брата.
— Ты ведь сам слышал — он обещал, что ничего нам не сделает, если мы отдадим ему Джулиану и Ллинвидд. А если он узнает правду, как, по-твоему, сдержит ли он тогда свое обещание? Пока он верит, что мы действовали по наущению Джулианы, он нас не тронет. Но стоит ему узнать, что она тут вообще ни при чем…
— Ну и что он тогда сможет сделать?
— Уничтожить нас. Ради всего святого, ведь Графтон и Рокингем — его друзья! Ты представляешь, что случится, если они выступят против меня? Я потеряю все, чего достиг!
— И ты готов ради этого пожертвовать счастьем Джулианы? — нахмурился Оувертон.
— А моя собственная семейная жизнь? Я ведь тоже живу в настоящем аду. Почему же у Джулианы непременно должно быть иначе? Он, во всяком случае, сказал, что не будет ее бить.
Взглянув на дверь, через которую вышли Воган и Джулиана, он вспомнил, что этот мерзавец говорил о порках на корабле. Черт возьми, чего только не сделает человек, столько выстрадавший, с той, кого он считает виновницей всех своих страданий!
А если он дознается, кто истинный виновник его несчастий? Дарси поежился. Этот неистовый Воган способен на все. Стоит Оувертону проболтаться…
— Я уверен, он не причинит вреда Джулиане. Пройдет немного времени — и он успокоится. — Но слова Дарси прозвучали неубедительно даже для него самого.
— Как бы ты ни оправдывался, но ты обрек ее расплачиваться за свои собственные грехи! Бедную невинную Джулиану, которая слова дурного ни о ком не сказала за всю свою жизнь!
Каждое слово брата надрывало душу Дарси. Оувертон говорил чистую правду. Нортклифф в бессилии опустился в кресло и закрыл лицо руками.
— Откуда мне было знать, что он вернется? Да еще так преуспеет в жизни.
— Мы с самого начала вели себя по-дурацки. Джулиана любила его, а мы причиняли ей только зло. Но теперь это можно исправить!
Дарси поднял голову.
— А как быть с матерью, с Элизабет? Со всем тем, чего мы добились? Джулиана не согласилась бы, чтобы мы стали всем рисковать ради нее.
— Ты хочешь сказать, всем тем, чего добился лично ты? Но ведь ты даже не уверен, грозит ли тебе вообще что-либо.
— Оувертон, Воган — мстительный тип. Уж это ты мог бы понять.
Оувертон порывисто вскочил.
— Да, это я понимаю. И он будет мстить Джулиане, если мы не скажем ему всей правды.
— Не знаю, поверит ли он, даже если мы во всем признаемся. Он уже переговорил с трактирщиком и, естественно, с недоверием отнесется ко всему, что мы ему скажем.
— А кстати, что там с трактирщиком? Это ты приказал ему врать? Значит, ты знал, что Воган вернется?
Дарси резко встал с кресла, избегая испытующего, взгляда брата.
— Последнее письмо Вогана показалось мне подозрительным, поэтому я… я научил трактирщика, что ему следует говорить, если Воган будет его расспрашивать. Но, честно говоря, я думал, что Воган ему напишет и, убедившись, что Джулиана предала его, решит не возвращаться.
— А тот человек, который якобы отыскал запись о смерти Вогана? Ему ты тоже заплатил за ложь?
Дарси промолчал, и тут Оувертон не выдержал.
— Сукин сын! — с отвращением воскликнул он. — Ты всех оплел своей паутиной! Ты врал Джулиане, врал Вогану…
— Я думал, что поступаю правильно. Во благо всем нам.
— Ручаюсь, это не единственная причина твоих грязных интриг, — презрительно заявил Оувертон.
— О чем это ты?
— О твоей любовнице, Летиции.
— Ш-ш-ш, — прошипел Дарси, — Элизабет может услышать.
— Болван! Элизабет давно все знает. Все об этом знают. Ты очень неосторожен, братец. А вот Летиция покамест не знает, что ее возлюбленный был отдан во флот при твоем непосредственном содействии.
Дарси почувствовал, как что-то оборвалось у него внутри. Какая жалость, что Оувертон не всегда бывает туп, — порой ему случается проявлять чертовскую проницательность. Как ему ответить? Ведь чтобы удержать брата на своей стороне, следует заручиться его сочувствием, а значит, придется рассказать ему всю правду.
— Да, не знает. И мне не хотелось бы, чтобы когда-нибудь она об этом узнала.
— Но теперь-то наверняка ей все станет известно! Воган не станет молчать, хотя бы для того, чтобы побольше насолить тебе.
70 
