— А ты, сука, считал мои ходки?!
— Сядь, Студер, отдохни. А то небось замаялся — там чалился, здесь сидел, в зону — пять ходок... Получается — за что бы ты ни взялся, тебя сразу за сраку и на парашу. Надо же, уркаган в законе, и такой невезучий. То ли с талантом у тебя слабовато, то ли — лапша на уши, а? Или ты просто от фронта косишь под малолетку? — усмехнулся чернявый.
— Меня сейчас для фронта готовят, подлючий твой рот!..
— А мы все здесь на экскурсии, да? — рассмеялся чернявый.
— Да ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?!!
— Кончай напрыгивать, Студер, — сказал ему Костя.
— Кто это тебе так хлебало разрисовал? — спросил Студер Костю.
— Такая же сволочь, как и ты, — ответил Костя.
— Ладненько, я потом тебя с другой стороны распишу, — мирно проговорил Студер. — А пока вот с этим черножопеньким разберусь.
И спросил, глядя прямо на чернявого:
— Ты — жид или армяшка?
— И то и другое, — скорбно покачал головой чернявый.
— Значит, жид! — Студер нехорошо ухмыльнулся. — Обрезанный?
Перетрусившие поначалу пацаны очухались, зашумели:
— Кончай, Студер!..
— Чего вяжешься?
— Сказали же тебе!
Студер оглянулся — нет ли поблизости начальников:
— Цыть, сявки обосранные! Жить надоело? А ты, жидяра пархатый, отвечай — обрезанный или нет?
— Нет, — спокойно сказал чернявый.
— Ай-ай-ай! — рассмеялся Студер. — Как же тебе не стыдно? Жид — и не обрезанный. Сейчас мы это поправим!..
Из-за высокого горного ботинка Студер вытащил заточку и приказал чернявому:
— Вынимай болтяру!
— Погоди, штаны спущу, — покорно сказал чернявый.
— Кончай, Маэстро! Не делай этого!
— Что, евреи — не люди?! — зашумели пацаны.
Но Студер даже внимания не обратил на их крики.
И еще Студер не увидел, как чернявый по кличке Маэстро, делая вид, что расстегивает штаны, достает из-под куртки... велосипедную цепь — страшное оружие налетчиков сорок третьего...
— Вынимай, вынимай свою мотовилу, жидяра необрезанная, — ласково говорил Студер. — Сейчас мы вернем тебя в настоящую соломоно-хаимовскую веру...
Но в эту секунду раздался звонкий голос Котьки-художника:
— Эй, Студер вонючий! Глянь-ка сюда!..
Костя резко взмахнул своей «закидухой», и тяжелый конец веревки с кожаной варежкой и камнем внутри мгновенно обвился вокруг толстых ног Вовы Студера.
Последовал резкий рывок, и Вова Студер с размаху шлепнулся на землю, ударившись головой о край скамейки. Да так и остался лежать неподвижно...
Костя подошел, смотал свою «закидуху» в кольца, наклонился на Студером, сказал удивленно:
— Живучий, гад...
Чернявый Маэстро тихо сказал Косте:
— Напрасно ты встрял... Я бы его и сам уделал. — И показал Косте велосипедную цепь с кожаной петлей для руки.
— Выброси. А то за нее еще «вниз» спустят, — сказал Костя.
Маэстро почти незаметно утопил велосипедную цепь в бочке с водой и окурками, сказал ошеломленным пацанам:
— Чего стоите? Тащите этого барана в санчасть!.. Скажете — упал Вова Студер. Споткнулся и упал.
— Видать, торопился куда-то, — соболезнующе вздохнул Тяпа.
— И куда спешил?.. До занятий еще полчаса, — сказал Костя.
Пацаны взялись было поднимать Вову, но Костя неожиданно остановил их:
— Погодите!
Залез в карман куртки Вовы Студера, вытащил оттуда пачку папирос «Звездочка», отдал ее пацану — хозяину этой пачки:
— На высоте и так с трудом дышится, а вы, засранцы, еще и курите!.. Ну, чего уставились?! Волоките эту сволочь в медпункт, а то в натуре подохнет...
Вову понесли в медпункт.
Маэстро тренькнул на гитаре, попросил Тяпу:
— Потом напоешь мне еще раз про этого... Ну, как его?.. Про «желтого ангела»? Я, может, мотивчик подберу. Ладно?
— Ладно, — сказал Тяпа. — А ты и вправду — еврей?
— А черт его знает... На всякий случай числюсь молдаванином.
* * *
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ЛЕДНИК ТУЮК-СУ. РАННЕЕ УТРО
На первое восхождение шли тремя группами по десять человек.
Первую вел сам Вишневецкий, замыкал доктор.
Ниже метров на пятьдесят — вторая группа. Ведущий — кладовщик дядя Паша, замыкающий — тренер по рукопашному бою.
А еще ниже — третья группа. Ее ведет переводчик, замыкают два немца из соединения «Эдельвейс»...
Высоко и холодно... Уже ни кустика, ни травинки. Под ногами скальная порода, осыпь каменного крошева...
Идти очень трудно. Тем более что на каждом пацане — груз непосильный!