– Но все еще случаются, – сказал капитан Вестей тихо, – а Ротхем отличный стрелок.
– Что вы имеете в виду? – изменившимся голосом спросила Мелинда.
– Я имею в виду, – объяснил капитан Вестей, – что он уже убил трех человек. Мне кажется, он всегда ненавидел Дрого и с удовольствием ухватился за эту возможность бросить ему вызов, не говоря о том, что он хочет заполучить вас себе.
– Его светлость должен отказаться, – потребовала Мелинда.
– Не будьте смешной! – возразил капитан Вестей. – Вы не хуже меня знаете, что если он смалодушничает, то его поднимут на смех его же собственные друзья.
– Но зачем… зачем он… будет драться с лордом Ротхемом? И ради чего? – спросила Мелинда.
– Ради вас, конечно, – ответил капитан Вестей.
– Но почему… почему его светлость не… – Она запнулась, и капитан Вестей, садясь за карточный стол, будто его больше не держали ноги, закончил ее фразу:
– Не отдал вас лорду Ротхему? Даже если бы он и хотел это сделать, то не смог бы. Отказаться принять вызов и подвергнуться остракизму со стороны всех порядочных людей в стране? Нет, Мелинда! Мужчина должен вести себя достойно, каким бы бесчестным ни был его противник.
– Но что, если… лорд Ротхем… убьет его?
– Как он уже сказал, – тихим голосом продолжал капитан Вестей, – мертвые не болтают! В клубе прошел слух, подчеркиваю, только слух, что он стреляет чуть раньше противника. Но когда человек мертв, то мало кто будет добиваться правды ради него, а у Ротхема большое влияние в некоторых кругах.
– Тогда… что же нам… делать? – спросила Мелинда жалобно, и слезы потекли у нее по щекам.
– Ничего, только молиться, – ответил капитан Вестей. – Боже мой! Я никогда не думал об этом с тех самых пор, как закончил Итон! Но если когда и бывает необходимость в обращении к Богу, то именно теперь. Самое подходящее занятие для женщины, вот и займитесь этим. Дрого понадобится много сил, чтобы уклониться от пули Ротхема, которую тот, несомненно, направит прямо в его сердце.
– О, зачем, зачем я только… встретилась с ним? – спросила Мелинда.
– Вот именно, зачем? – почти выкрикнул от отчаяния капитан Вестей, расхаживая по комнате.
Мелинда отпустила голову на карточный стол и зарыдала. Она плакала горько и безнадежно, чувствуя себя зверем, попавшим в капкан, из которого не было выхода. Комнату наполнили сумерки. Она попыталась взять себя в руки. Потом, решив, что выглядит ужасно, поспешила наверх в свою комнату, чтобы умыться холодной водой.
Когда она позвонила в колокольчик, чтобы вызвать горничную, ее глаза еще были припухшими от слез.
– Должно быть, пора переодеваться к обеду, – сказала она вошедшей горничной.
– Я как раз пришла спросить вас, мисс, вы пообедаете в столовой или в своей комнате?
– Почему я должна обедать у себя наверху? – спросила Мелинда, подумав, что, может быть, маркиз велел подать ей обед сюда, потому что не желал ее больше видеть.
– Вы будете одна, мисс, – сказала горничная, – поэтому, вероятно, предпочтете, чтобы вам принесли что-нибудь наверх.
– Одна? – перепросила Мелинда.
– Да, совершенно верно, мисс, вы разве не знали?
Его светлость и капитан Вестей только что уехали в Лондон. Я думала… – Горничная с любопытством посматривала на нее, и Мелинда понимала, что ей интересно, произошла ли между ними ссора и намеренно ли они оставили ее одну.
– Да, конечно, я знаю, – проговорила она, – я просто забыла, что его светлость собирался уехать пораньше, – в то же время она с отчаянием думала, что же ей теперь делать. Как она может сидеть одна в этом огромном доме, зная, что маркиз собирается драться на дуэли, а может быть, даже и погибнуть из-за нее.
Она подумала, почему он уехал, не попрощавшись с ней, потом вдруг внезапно почувствовала боль в сердце, и ей захотелось узнать, ненавидит ли он ее.
Она почти представляла себе его чувства, с которыми он ехал по выездной аллее. Возможно, он больше никогда не увидит Чард. А ведь этот дом так много значил для него, ради сохранения этого дома он и затеял эту интригу. По иронии судьбы теперь, когда он так много рисковал, чтобы получить его, ему придется умереть от руки человека, которому нужна только женщина, вовлеченная в обман умирающей вдовы.
Мелинда поднесла руки к лицу.
«О, Дрого! Дрого! – рыдала она в глубине души. – Как я могла так поступить с тобой? Как я могла навлечь на тебя столько бед, ведь я так люблю тебя! Я люблю тебя!»