Особенно,... 
4 
– Мир вам! – в третий раз повторил Данил и поднял пустые руки.
Монаха это не смутило. Меч мелькнул в воздухе и с хрустом врубился в стену, потому что светлорожденный вовремя убрался с пути клинка.
Двое других монахов тоже вскочили, а светлорожденный, отпрыгнув назад, выхватил меч.
– Твой – правый! – крикнул он кормчему.
Противник Руджа, широкоплечий, жилистый, держал меч двумя руками. Солидный меч, раза в полтора длиннее, чем у Руджа. И орудовал им хуридит довольно ловко. Рудж подпрыгнул, увернувшись от удара по ногам, скользнул под руку монаха и кинжалом полоснул его по левой руке. Пустяк, царапина. Монах не мог использовать свой длинный меч на такой дистанции, поэтому он локтем отбросил кормчего и обрушил на него тяжелый клинок. Парировать Рудж не рискнул – и отскочил в сторону. И еще раз. Здоров хуридит! Машет такой махиной, словно она из дерева.
Монах ощерился: почувствовал, что сильнее. Рано, друг!
Рудж поддел ногой табурет и отправил его в физиономию хуридита. Могучий клинок разнес табурет в щепы… и брошенный кормчим кинжал вонзился в живот противника. Как и предполагал Рудж, кольчуги на хуридите не было.
Монах удивленно посмотрел вниз, на рукоять кинжала, открыл рот, но так ничего и не сказал, просто повалился на земляной пол.
Рудж обернулся.
Данил стоял у стены, наблюдая. Оба его противника валялись без признаков жизни.
Рудж улыбнулся и салютовал мечом. Затем вытащил кинжал из монахова брюха, добил раненого ударом в сердце, вытер кинжал и спрятал в ножны.
В горле у кормчего пересохло, но когда он взял со стола кувшин с вином, Данил сказал:
– Не стоит. Желудок испортишь. Там в углу, в бочонке, кажется, вода.
В бочонке оказалось пиво. И не такое уж плохое.
Они сволокли убитых монахов в угол и поужинали тем, что осталось от их трапезы.
– Скоро рассвет,– заметил Данил.– Ты сыт?
– Вполне. Теперь бы еще чистую постель без пауков и прочей дряни, приятную молодую хуридскую девушку…
– Кривоногую. Пузатую. С отвратительной кожей и таким же запахом,– усмехнулся светлорожденный.– Обойдешься без девушки. А вот поспать можешь. Думаю, спешить некуда. Готов поспорить – эти парни привыкли дрыхнуть до полудня. А значит, нас никто не побеспокоит. Укладывайся, друг Мореход, а я покараулю.
Рудж не заставил себя уговаривать. Сдвинул скамьи, стащил сапоги и улегся.
– Жестковато, зато сухо,– пробормотал он.– Эх, где моя подвесная коечка?
– Там же, где и все остальное,– буркнул Данил. Сгоревший корабль не давал ему покоя.
Рудж проснулся первым. Данил спал сидя, даже не спал, дремал. Караулил. Обнаженный меч – рядом, на столе. Железный человек. Рудж выглянул в окно: пустая улочка, покосившиеся заборы, дождь. Посреди улицы, в раскисшей земле – дохлая крыса.
Кормчий вышел наружу, помочился у крыльца. Бедняга-пард завозился под своим навесом – голодный. Рудж подставил ладони под струйку стекавшей с крыши воды, умылся. Когда он вошел в дом, Данил уже вложил меч в ножны.
– Все тихо? – спросил он.
– Как на кладбище. Надо парда покормить.
Данил кивнул, принялся откидывать крышки ларей, нашел мешок с сушеными грибами. Рудж тем временем обшарил пояса и кошели убитых и отправил их содержимое в свой собственный привязанный к поясу кошель. Затем столкнул трупы в подпол и захлопнул люк.
– Пошарь здесь как следует, Мореход,– посоветовал светлорожденный.– У нас дальний путь.– И, накинув монашеский плащ с капюшоном, взял мешок с грибами и вышел за дверь.
Два хуридита появились на другом конце улицы. Данил наклонил голову, скрывая лицо. Но предосторожность оказалась излишней. Едва завидев его, местные тут же развернулись и засеменили в противоположном направлении. Глядя на их согнутые мокрые спины, светлорожденный испытал нечто вроде сострадания. Невозможно было поверить, что предки их пришли на Черный материк из Аркиса или вольного Хольда.
Некрупный, холка всего на ладонь выше плеча Данила, пард громко заурчал. Грибы учуял. Светлорожденный развязал мешок и высыпал часть грибов в кормушку. Пард набросился на еду, словно голодал неделю. Ребра так и ходили под грязной желтой шкурой. И едва грибы захрустели в его челюстях, из соседнего сарайчика послышался жалобный вой.
Данил заглянул внутрь – и обнаружил еще двух пардов: тощую, недавно окотившуюся, судя по набухшим соскам, парду и облезшего старого самца. Последний с трудом поднялся. Лапы у него дрожали, а вонял он хуже мороса[5]. Данил накормил обоих, затем осмотрел сарай и обнаружил три комплекта упряжи. В полном порядке, даже с седельными сумами, помеченными пятиконечным крестом Святого Братства монахов-воинов. Сумы Данил прихватил в дом.
4 
