Последние отзывы

  32  

Это, несомненно, была старуха, поскольку лицо ее было изборождено морщинами, а поблекший рот глубоко запал. Но на ней был парик с медно-рыжими локонами, высоко зачесанными в излюбленном стиле королевы Александры.

На плечах у нее была накинута кружевная шаль; атласная лента кокетливо обвивала морщинистую шею, а старческие руки, больше похожие на куриные лапы, с покрасневшими и воспаленными от ревматизма суставами, сплошь покрывали кольца.

Сапфиры, рубины, бриллианты и изумруды засверкали, отражаясь в бесчисленных зеркалах, когда старая женщина сделала жест рукой, приглашая Флер подойти поближе.

— Входите, милочка, — сказала она сухим и слегка насмешливым голосом. — Входите и садитесь. Мой сын обещал, что встретит вас, но он, конечно, опоздал. Сегодня ничего другого и ожидать нельзя — ни пунктуальности, „ни вежливости, — хотя война вообще ужасная напасть, не так ли?

Флер не могла найти подходящего ответа на этот вопрос; она что-то пробормотала и, чувствуя себя ужасно неловко и даже глупо, подошла к постели и села в пододвинутое ей дворецким кресло.

При ближайшем рассмотрении старая дама производила еще более фантастическое впечатление. Ее лицо было густо напудрено, так что выглядело белым как мел, а брови — жирно подведены черным.

В ушах миссис Митчэм сверкали прекрасные грушевидные бриллианты, а под старинной кружевной шалью из-под рукава розового шерстяного капота поблескивали камни великолепного бриллиантового браслета.

Покрывало на постели тоже было кружевным, из старинного кружева на шелковой подкладке, но его почти не было видно; всю постель покрывали книги, газеты и, как с усмешкой отметила флер, модные журналы.

Флер сидела, сознавая, что глаза старухи, яркие и пронзительные, следят за каждым ее движением.

— Можете идти, Бархем, — резко сказала миссис Митчэм замешкавшемуся дворецкому.

— Слушаюсь, мадам.

Он вышел, беззвучно закрыв за собой дверь.

— Ну а теперь, — обратилась миссис Митчэм к Флер, — хватит удивляться, и расскажите мне о себе.

— А разве у меня удивленный вид?.. Я… извините, пожалуйста, — заикаясь выговорила Флер, озадаченная и смущенная.

— Не нужно извиняться, — усмехнулась старуха. — Многие удивляются, когда впервые видят меня, но потом привыкают. Со временем ко всему можно привыкнуть, и в любом случае, уверяю вас, я куда лучше какой-нибудь обычной старухи с ее вязаньем, попугаем и осуждением всех, кто молод и привлекателен. Вы радуетесь жизни?

— Стараюсь, — сказала Флер.

Беседа приобретала все более странный характер.

— Еще бы не радоваться, в вашем-то возрасте! Вот и я тоже радуюсь, и пусть все вокруг не воображают, что я стану приходить в уныние, раз стою одной ногой в могиле. Все-таки я еще не умерла, а пока я жива, то намерена жить в свое удовольствие. А теперь расскажите мне, как вы бежали из Франции.

— Значит, вы уже слышали об этом?

— Разумеется. Мне рассказали на бирже труда. Очень обрадовались, что у них нашлось что-то для меня интересное. Обычно они предлагают сладкоречивых пасторских дочек да прокислых благородных дам, из тех, что таскают с собой престарелых мопсов. Да, мне о вас рассказали, но я хочу слышать эту историю от вас самой. И разве вы не собираетесь замуж за этого молодого человека?

Флер почувствовала, что краснеет. По непонятной причине неожиданное упоминание имени Джека заставило покраснеть не только ее щеки, но и уши и шею.

Миссис Митчэм усмехнулась.

— Что, задело за живое?

— Я не собираюсь замуж за мистера Рейнольдса, — быстро сказала Флер. — Насколько мне известно, он уже помолвлен с кем-то еще.

Она старалась говорить равнодушно, но знала, что старуха угадала истину.

— И поэтому вы ищете работу? — заметила она сухо. — Что ж, подхожу я вам?

— По-моему, должно быть наоборот, — мягко возразила Флер.

Я все решила, как только вы вошли. Когда я вас увидела, то подумала: «Вот подходящая девушка для меня, хорошенькая, с характером, такая выдержит, если ею помыкать двадцать четыре часа в сутки».

— А вы будете мной помыкать? — улыбаясь, спросила Флер.

— Разумеется. Я всеми помыкаю, включая моего сына, хотя он и любит притворяться, что это не так. Господи боже мой! Если нельзя поступать как хочется, когда тебе за семьдесят, то когда же можно? Жизнь у меня была нелегкая, зато теперь мне причитается за прежнее. Если бы не болваны доктора, я бы сейчас была на ногах; но они ничего не смыслят в лечении, вот я и прикована к постели. Но все равно я еще поживу всласть. Да, вы мне подойдете.

  32