Завтра она должна была явиться на собеседование, но Флер с каким-то чувством обреченности сознавала, что вопрос уже решен. Будущее представлялось ей длинным темным туннелем без единого просвета впереди.
— Наверное, я очень глупа! — вслух сказала Флер.
Кто еще так поспешно покинул бы Прайори, не услышав из уст Нормана окончательный приговор.
Но с другой стороны, как по-другому можно было истолковать его ледяной тон, когда он выслал ее из библиотеки заняться приготовлениями к приезду Джерри? И он явно избегал ее все время до самого дня похорон.
Помимо всего прочего, Флер чувствовала, что в силу каких-то необъяснимых, но неизбежных причин между ней и Норманом стоял Джерри. Как это ни нелепо, но она не могла избавиться от мысли, что Норман завладел его законным правом и положением.
Милый маленький Джерри! Флер с любовью вспоминала о сыне Синтии.
Странно было думать, что в семье, выбранной для него матерью, его окружало счастье и благополучие, что он вырастет, не зная мрачных трагедий и страстей, сопутствовавших его рождению.
Синтию взял к себе господь; будущее Джерри было устроено… оставался только Норман. Флер внезапно закрыла лицо руками и опустилась на кровать.
Она горячо молилась о будущем Нормана, чтобы он смог обрести покой, освободиться от своих внутренних терзаний…
Флер не знала, как долго просидела в таком положении, но, когда она отняла руки от лица, уже стемнело.
Она не стала раздеваться. Просто продолжала сидеть в вечернем сумраке, наблюдая за тем, как в темнеющем небе одна за другой появлялись звезды.
«Завтра, — думала она, — завтра я отсюда уеду. Я больше не могу выносить эту обстановку. Найду что-нибудь повеселее, посовременнее — есть же не такие унылые гостиницы или пансионы».
Флер написала в свой банк и попросила перевести ее счет из Сифорда в Лондон. Хорошо, что на ее счету было еще достаточно денег, поскольку она покинула Прайори, не получив жалованья.
Флер не могла не сознавать, что если оценивать проведенное ею в Прайори время не в деньгах, она вложила туда больше, чем получила, — свою преданность, привязанность, наконец, любовь…
Этот дом как будто смывал со всех в нем живущих все поверхностное и обнажал самые глубокие чувства — не всегда счастливые, но необычайно сильные.
Устало закрыв глаза, Флер думала: неужели, как Синтию и Нормана, призрак Прайори будет преследовать ее до конца дней? Уж не вампир ли это, питающийся человеческими страданиями?
Внезапно в дверь постучали.
Флер с трудом собралась с мыслями, чтобы ответить, — так глубоко она погрузилась в воспоминания. Потом она встала и открыла дверь.
За дверью стояла горничная — маленькая девушка, походившая в своем переднике с оборками и кокетливой наколке на ребенка в маскарадном костюме.
— К вам гость, мисс.
— Ко мне?! — удивленно воскликнула Флер. — Кто бы это мог быть, ведь уже очень поздно?
— Один джентльмен, мисс. Сейчас почти одиннадцать, и я сама уже собиралась — ложиться, а старые дамы давно улеглись. В гостиной сейчас никого нет.
Не сказав ни слова, Флер начала медленно спускаться по лестнице. Сердце у нее забилось с непреодолимой силой, в нем вспыхнула отрадная надежда.
«Нет! — думала она. — Этого не может быть!»
И все же она молилась, чтобы это было так.
Флер открыла дверь в гостиную. В дальнем ее конце у холодного камина стоял Норман.
Сперва ей показалось, что он стал выше ростом и шире в плечах; он словно возвышался над этой убогой комнатой с ее разношерстной мебелью и китайскими вазами с искусственными цветами.
«Никогда не видела, чтобы он так выглядел», — подумала Флер.
И тут она поняла. Раньше она всегда видела его на фоне Прайори. Вне Прайори Норман приобрел свою собственную значительность; его характер, его личность, так проигрывавшие в сравнении с величественным поместьем, теперь ничто не ущемляло и не искажало.
Он не сделал ни одного движения ей навстречу и не сказал ни слова, пока она не подошла к нему, а потом спросил в своей обычной резкой манере:
— Почему вы бежали?
Сердце у Флер бешено колотилось, во рту пересохло. Она ответила вопросом на вопрос:
— Как вы нашли меня?
— Сегодня утром я позвонил в ваш банк. Там сказали, что вы им писали, и я приехал, как только смог освободиться.
— Мне очень жаль, что я доставила вам… столько беспокойства.
— Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы бежали?