– Вольно. Можете сидеть.
Заключенный Шубин, раздетый до кальсон, босой, стоял на коленях под блоком с крюком, укрепленным в потолке между двумя люминесцентными лампами, прикрытыми колпаками из металлической сетки. И еще одна лампочка, совсем дохлая, тоже зарешеченная, горела над дверью.
Руки у Шубина, белые, перепачканные в краске, связаны сзади. Он уставился в пол камеры, смотрит на круглую крышку канализационного колодца прямо перед собой, потому что была команда головы не поднимать и по сторонам не смотреть. У него за спиной – стена, радиатор отопления и высокое окошко, забранное решеткой. Чугур взял Шубина за подбородок, приподнял ему голову и заглянул в испуганные глаза, глубокие, как темный омут. Зэка била мелкая дрожь.
Еще вечером Чугур строго предупредил контролеров, чтобы парня пальцем не тронули. Следует лишь связать ему руки за спиной. Браслеты снять, а запястья связать веревкой, желательно толстой. Если пользоваться наручниками, то у Шубина, когда его вздернут за руки, могут сломаться пястевые кости. Наступит болевой шок, он потеряет сознание и не заметит, что оказался в одном шаге от смерти. Парень должен быть в сознании и твердой памяти. Он должен все видеть и понимать, что происходит...
Но контролеры, как всегда, перестарались. Под глазом у Шубина огромный синяк, на скулах и подбородке ссадины. Сломанный нос распух, свернут в сторону и теперь напоминает перезрелую сливу, раздавленную сапогом.
– Ну, что, скучаешь? – доброжелательным тоном спросил его кум. – Сейчас мы тебя развеселим.
Шубин, ожидая какого-то подвоха, удара по лицу или пинка ногой, не ответил. Только вжал голову в плечи и закрыл глаза.
– Ты правильно тогда заметил, – продолжал кум, – на зоне всякое может случиться. Загадаешь, что завтра на волю выходить. А на самом деле...
Он не договорил, мол, понимай, как хочешь, что там на самом деле. А про себя довел свою мысль до логического конца. Вместо Шубина на свободу выйдет полный придурок, поджигатель сельского клуба Сергей Телепнев, хотя этот кадр даже не отличает воли от тюрьмы. А Кольке выпала паршивая карта, выпало ему здесь остаться навсегда. Сам накаркал. Шубин, словно угадав ход мыслей кума, жалобно всхлипнул. Кажется, он был готов разрыдаться.
Кум снял галстук на резиночке, скинув форменную рубашку, повесил ее на спинку стула. Оставшись в полосатой майке без рукавов, размял накачанные плечи ладонями и приказал:
– Давайте, ребята, начинаем. А то мне еще домой возвращаться. Не люблю я по темноте...
Двухметрового роста худой прапор по фамилии Иткин, встав на табурет, сноровисто перебросил длинную веревку через блок. Другой конец веревки привязал к запястьям Шубина.
– Чуть повыше его, – скомандовал кум, когда контролеры, поплевав на ладони, стали тянуть веревку вниз.
Ноги Шубина отделились от пола. Он закричал от боли, почувствовав, как плечевые кости выходят из суставов и рвутся сухожилия. С заломленными назад руками Колька повис на веревке и закричал в голос, что не виноват, все произошло случайно...
– Трави потихоньку, – приказал кум контролерам и обернулся к Рябинину. – Ну, чего смотришь? Придержи его, чтоб не качался.
Лейтенант проворно подскочил к Кольке и, взяв его сзади за плечи, встал в позу бойца сумо. И тут же Чугур нанес первый удар – кулаком в печень. Колька замычал, как корова на бойне.
– Это так, разминка, – словно оправдываясь, сказал Чугур: удар вышел немного смазанным, – что-то вроде пристрелки. Кровь застоялась от сидячей работы. Сейчас разогреюсь.
Он сделал полшага вперед. Уперся взглядом в плоский Колькин живот, находившийся на уровне его плеч. Развернулся и жахнул по ребрам. Смачный звук удара сопровождал треск сломанных костей. Чугур довольно улыбнулся: мол, есть еще порох там, где ему положено быть...
* * *
У Рябинина ночное дежурство, торопиться ему некуда. Газета, которую в спешке он захватил из дома, оказалась позавчерашней, уже прочитанной. Бутерброды, что собрала жена, он съест под утро, в эту пору почему-то просыпается дикое чувство голода. Махнет пару стаканов сладкого чая. Жаль, что из козлодерки всю мебель перетащили в соседнее административное здание, можно было бы вздремнуть на железной койке под шерстяным солдатским одеялом. А на жестком стуле долго не поспишь.
Лейтенанту повезло, что именно на его дежурство выпало это развлечение: наказание зэка, запятнавшему Чугуру мундир. Конечно, не бог весть какая потеха, но все же лучше, чем ничего. Есть с кем словом переброситься. Двое контролеров-прапорщиков тоже рады поучаствовать в спектакле. Рябинин знал, что прапоры заключили пари на три флакона водяры. Тот, который длинный и тощий, похожий на туберкулезника прапор по фамилии Иткин ставил на то, что майор забьет пацана насмерть.