Последние отзывы

  9  

Этой штукой Цыганков продольно в двух местах разрезал себе живот, а затем вскрыл вены на руках. В карцере начался кипеш: заключенный покончил собой, испуганные контролеры метались по коридорам и орали: «врача, врача скорее». Цыганков тоже визжал, как свинья: «Я умою этот околоток кровью. Смотрите, суки, бобики драные, как я подыхаю».

Но Цыганков и не думал подыхать. Он-то знал, что раны не опасны для жизни, крови из порезанных предплечий и живота выйдет немного, ну грамм сто тридцать. Кровь быстро запечется, станет свертываться.

Зато зрелище ещё то, не для слабонервных. Вот ты попробуй вскрыть вены, сидя в ванне, или, опустив разрезанные предплечья в тазик с теплой подсоленной водой. Да ещё в нагрузку перед тем, как залезть в воду, прими горсть снотворного. Вот это будет настоящее стопроцентное самоубийство.

Так или иначе, Цыганков добился своей цели – этап ушел без него. В день так называемого покушения на самоубийство с ним возился зонный врач Пьяных. На второй день из района вызвали хирурга. На третий день приехал психиатр, перед которым оклемавшийся Цыганков ломал комедию: глотнув хозяйственного мыла, пускал изо рта обильную пену, симулировал эпилептический припадок. Вместо крытой тюрьмы Цыганков получил чистую больничную койку в медсанчасти и усиленное питание в связи с кровопотерей.

Сволочь, пробы ставить негде на этом Цыганкове.

По наблюдениям Соболева те зэки, кто окончательно решил свести счеты с жизнью, не вскрывают себе вены. Самоубийцы в девяноста случаях из ста вешаются, выбирая местом своей смерти сортир, подсобку каптерки или другое или какое-то уединенное помещение в производственной зоне.

С этой троицей все более или менее ясно. Но вот дальше – полный туман.

* * *

Урманцев Игорь Михайлович, сорок две года, рецидивист, четыре судимости. Кличка Солома. Отбывал срок за вооруженный налет на инкассаторскую машину, осуществлявшую перевозку денег.

Крови на Урманцеве нет. Следствием доказано, что двух инкассаторов убивал его подельник. Но тут опять загвоздка, Урманцеву осталось сидеть одиннадцать месяцев. С чего бы вдруг Соломе уходить в бега, искать амнистии у зеленого прокурора? Мало того, последний год Урманцев был пропускником, то есть бесконвойным заключенным, без охраны ходившим на работу в жилой поселок. О такой жизни мечтали многие зэки. Бесконвойные не бегут.

Перед тем, как залечь в больницу с приступом язвенной болезни, Урманцев в подсобном хозяйстве при зоне чистил коровник и свинарник. На телеге, запряженной старым мерином Казанком, вывозил свиной и коровий навоз в поселок, на огороды жителей. Разбрасывал это добро поверх снега, чтобы с талой водой удобрение ушло в почву.

Здешняя земля сплошной суглинок, холода. Если почву не удобрять, на огородах и лопухи не вырастут. Правда, и с навозом здесь ничего путного не росло, но это уже другой разговор.

Урманцев ежедневно имел с десяток возможностей бежать, но не воспользовался ни одной. Выбрал почему-то самую трудную и опасную стезю. Бежать непосредственно из зоны. Почему? Разумного ответа нет. Ведь за побег в составе группы к его оставшимся одиннадцати месяцам напаяют годков пять, а то и все восемь. Что же двигало Урманцевым? Решил другим зэкам компанию составить? Соболев усмехнулся. Шутки шутками, но разумного ответа нет.

Наконец, последний беглец.

Соболев выписал в блокнот: Климов Дмитрий Юрьевич. Тридцать восемь лет. Ранее не судим. Осужден на двенадцать лет за убийство женщины. До конца срока сталось девять с половиной лет.

В прошлом столичный бизнесмен, на зоне мужик, клички не имеет. В лагере находится больше года. Сначала работал в тарном цехе, сколачивал ящики, но там у него не выходила норма. Он составил просьбу на имя начальника оперчасти, просил перевести его на строительные работы, поскольку знаком со специальностью каменщика. Ткаченко просьбу удовлетворил.

Поначалу Климов и там не тянул норму – одну целых две десятых кубометра кирпичной кладки за смену. Но постепенно набил руку, норма пошла. Бригадир каменщиков дал хороший отзыв о работе Климова.

Если бугор записывает на Климова один и два десятых кубометра кладки, значит, Климов выдавал не меньше, чем один и четыре. Это много. А разница приходилась на какого-нибудь авторитета, приписанного к бригаде, который належивал бока и плевал в потолок, пока мужики упирались.

Лагерного режима Климов не нарушал, даже на построение ни разу не опоздал, сигналов от стукачей на него не поступало. Поэтому как заключенный, прочно вставший на путь исправления, Климов получил за полгода два личника, два длительных свидания с женой. И вот на тебе, побег.

  9