Последние отзывы

  142  

Она жалела о поспешно составленном завещании, изменить что-либо казалось ей немыслимым, нравственно неудобным. А телефон уже настойчиво трезвонил. «Как здоровичко?» – интересовался племянник. «Что-то ноги немеют», – нечаянно пожаловалась тетка. «Ноги немеют? – голос племянника зазвучал взволнованно. – А онемение не распространяется выше? На грудь, на сердце?» «Не распространяется, – вздыхала тетка. – К сожалению». «А-а-а, тогда ладно, – племянник казался разочарованным. – Тогда я попозже позвоню».

Выслушав рассказ Валентина, Трегубович то ли засмеялся, то ли захрюкал. Нацедил пива в стеклянный, треснувший вдоль донышка стакан, он посмотрел пиво на свет, сделал несколько глотков и крякнул от удовольствия.

– Жаль, я тебе помочь не могу. С племянником этим и с теткой, клизмой старой, разобраться. Мне нельзя больше в Москве оставаться. А то бы вместе к ней подъехали и быстро все решили. Или по-хорошему или по-плохому.

– Чем ты можешь помочь? – Валентин хмыкнул.

– Ну, у меня есть кое-какой опыт в таких делах, – Трегубович скромно опустил глаза. – То есть, я могу заставить человека делать то, что он совсем не хочет делать. А твоя тетка с племянником это для меня так, закусочка на завтрак.

Иллюстрируя свои слова, Трегубович показал пальцем на тарелку с соленой рыбой. Но Валентин слушал невнимательно, рассеяно. Жутко недовольный собой, недовольный неудачной поездкой, зря потраченным временем, недовольный теткой, у которой так и не удалось выпросить квартиру во время десятидневных унизительных бесплодных переговоров, он вновь и вновь переживал свое поражение. Он думал о том, что теперь впереди не осталось никаких светлых перспектив, придется коротать век не в российской столице, а в убогом частном домишке, вросшем в землею на рабочей окраине поселка в пригороде Бреста, на десяти сотках земли, засаженных картофелем и овощами, за глухим двухметровым забором.

Трегубович, тонко уловив подавленное настроение Валентина, не мог сопереживать неудачнику, не был способен настроиться на грустный лад. Через минуту он уже забыл о существовании какой-то там тетки и племянника, тянуло поговорить о приятном. Голову Трегубовича кружила, туманила праздничная, приятно пьянящая эйфория. Фарт пошел, поехал, покатил. Все задуманное получалось, не то слово получалось, все удавалось с неожиданным блеском и легкостью.

* * * *

Ночь после убийства Марьясова Трегубович провел в деревенском доме некоего Виктора Николаевича, случайного собутыльника, с которым удалось свести знакомство ещё недели две назад. На следующее утро Трегубович остановил на шоссе машину, добрался до Москвы, завернул в большой универмаг и долго плутал между прилавками, пока не нашел нужную секцию и нужный товар. Осмотрев сумку-холодильник китайского производства веселенькой расцветки в мелкий голубой цветочек, он спросил продавца, долго ли в такой таре не испортившись, пролежит мясо. «Да хоть год пролежит, хоть два, ты только лед подкладывай», – для убедительности продавец постучал ладонью по прочному днищу сумки.

На первом этаже универмага у грузчика кафе мороженного Трегубович купил два пятикилограммовых брикета сухого льда, опустил брикеты в новую сумку, нашел в вестибюле телефон автомат, набрал домашний номер Марьясова и не сразу узнал слабый надломленный голос молодой вдовы. «У меня есть как раз то, чего вам не хватает, – представившись, сказал Трегубович. – То есть не вам, а покойному мужу не хватает». Вдова, мгновенно изменившись в голосе, выдала такую порцию площадной брани, что у Трегубовича заложила ухо. «Это ваш бывший муж – ублюдок и тварь, а не я», – огрызнулся Трегубович, но дальше препираться не стал. «Подумайте, я ещё перезвоню», – он опустил трубку, вышел на площадь, остановил машину и отправился в обратную дорогу.

Заперевшись в полутемном холодном погребе, он надел теплые перчатки, вооружился ржавым штыком от карабина и мелко покрошил лед. Держа отрубленную голову Марьясова за сизый пупыристый нос, он опустил её в сумку-холодильник, плотнее прикрыл веки, стараясь не повредить острыми гранями колотого льда глазные яблоки. Аккуратно перекладывая голову льдом, он следил, чтобы уши Марьясова не загнулись кверху, а остались прижатыми к голове. Плотно закрыв крышку сумки, Трегубович остался доволен работой. Ведь, как ни крути, голова – это товар, а всякий товар должен пройти предпродажную подготовку, иметь соответствующий кондиционный вид, иначе грош ему цена, – рассудил он.

  142