Последние отзывы

  116  

На душе было тревожно. Последний раз он общался по телефону с Воловиком первого сентября, в тот день машина с грузом благополучно вышла с хутора. Но уже на следующий день спутниковый телефон молчал, как индийская гробница. Гребнев успокаивал себя тем, что Воловик не в ладах с техникой, возможно, что-то испортил в аппарате. Уронил на него бутылку с вином или случайно грохнул на пол. Раз грузовик ушел, заложники в безопасном месте, и теперь причин для беспокойства нет. И все же червяк точил сердце. Когда проезжали Аршань Зельмень, Гребнев едва не свернул на восток, чтобы убедиться, что Воловик жив и здоров. Но отогнал эту идею. Свернуть на хутор, значит понапрасну потерять часов восемь, а то и все десять. Драгоценное время, которого и так на вес золота.

Гребнев выключил приемник, повернулся назад. Вахаев, подложив под голову полупустой рюкзак, боком лежал на заднем сидении. Рот открыт, дыхание глубокое и тяжелое. Он хотел разбудить Рамзана, чтобы, пока есть время, еще раз потолковать. Вахаев не страдает провалами памяти, но принимает антибиотики и прочее дерьмо, которое прописал Ханокян, отсюда лекарственная сонливость, забывчивость и тугодумие. Гребнев не стал тревожить человека, решив, нестерпимую духоту легче переносить во сне.

Ничего мудреного Вахаеву делать не придется, с такой работой он хорошо знаком. По прибытии на место, в заброшенный рыбачий поселок, куда, надо думать, благополучно перевезены заложники, Рамзану предстоит страховать Гребнева, когда заложников станут перегружать в вертолет. Хочется надеяться, что неприятностей не случится. Но хороший стрелок, контролирующий ситуацию, не помешает.

Песчаная буря продолжалась около двух часов и закончилась также неожиданно, как и началась. Гребнев долго расталкивал Рамзана, пока не сообразил: он не спит, находится в глубоком обмороке. Гребнев распахнул дверцы, и долго копался на заднем сидении, протирал лицо Вахаева марлевыми тампонами, смоченными водой, подносил к носу склянку с тройным одеколоном, потому что нашатырного спирта в аптечке не оказалось. Когда Рамзан пришел в себя, солнце опустилось за горизонт, и ясный день за несколько минут превратился в непроглядную ночь.

Где– то далеко у горизонта светилось огоньки. Это пастухи, перегонявшие лошадей, устраивались на ночлег. Гребнев отогнал машину в сторону от дороги, разложил сиденья и сказал, что предстоит ночевка в степи. Едва на востоке появились первые проблески утренней зари, он погнал машину дальше на юг. Дорога оказалась пустой, как карманы нищего.

***

Около десяти утра «Нива» добралась до цели. В берег билась лазурная морская волна, пахло йодом и горячим песком. В пятидесяти метрах от кромки моря стояло несколько построек, что-то вроде сараев, сложенных из природного камня. Пустые провалы вместо окон и дверей, под натянутым полотнищем брезента – «КАМАЗ», колеса которого глубоко утонули в песке, а лобовое стекло покрывал сантиметровый слой пыли. На жердях, воткнутых в песок, с незапамятных времен сохнут дырявые рыбачьи сети. Не выходя из машины, Гребнев дважды нажал на клаксон.

В дверном проеме ближней хибары появился существо в вытертых до белизны джинсах и майке неопределенного цвета, физиономия заросла густой щетиной, щеки ввалились, а над правым глазом вырос фурункул, отливающий синевой. Из-под офицерского ремня торчит рукоятка ТТ. В оборванце Гребнев едва узнал некоего Боря Чугунова, старшего по группе. С Чугуновым он встречался в Москве, обсуждая план доставки заложников на побережье.

Гребнев вышел из машины, попросив своего спутника оставаться на месте и держать оружие наготове до тех пор, пока не будет знака, что все нормально.

– Похоже, я совсем потерял человеческий облик? – Чугунов потер ладонью пегую от пыли бороденку, тряхнул руку Гребнева и коротко доложил. – У меня без особых происшествий, если не считать, что все консервы, которые взял с собой, оказались испорченными. И питьевая вода на исходе. Парням, которые сопровождали груз, я выдал расчет. Как договорились, три штуки на нос. И отпустил их сутки назад. Иначе мы с голодухи друг друга сожрали бы.

– Правильно, – кивнул Гребнев, озираясь по сторонам. – Кто остался?

– Со мной только водитель Гриша Седых. Вы сказали его не отпускать, пока не прилетит вертушка. И двое этих гавриков, мужик с бабой. Сидят в крайней хибаре.

– Они что-нибудь ели в последние дни?

  116