Последние отзывы

  8  

Доминик любил свой гордый, независимый народ. Для того чтобы быть счастливыми, им не нужны богатства. У них была свобода — главное их сокровище.

Доминик услышал какой-то непонятный звук и насторожился. Звук был слабым, похожим на шепот ветерка. Потом стал громче. Доминик готов был поклясться, что слышал женский крик.

Доминик вскочил, схватил свою белую рубаху из домотканого холста, заправил бриджи в сапоги. Распахнув дверь вагончика, он опустил лестницу и, спустившись на землю, пошел между повозками. Мать, склонясь над костром, помешивала в котле густую мясную похлебку.

Аромат коснулся ноздрей, и Доминик почувствовал, что голоден.

— Ужин почти готов, — сказала Перса. Обычно они ели до наступления темноты, но сегодня мать задержалась у постели больного ребенка, а Доминик допоздна занимался лошадьми.

— Ты слышала? — спросил он. — Кто-то кричал у ручья.

— Вацлав вернулся, — ответила мать, помешивая кушанье; гуляш пах пряностями и специями, которые привез в табор Доминик.

— Он обычно останавливается рядом со своими родителями. Почему…

Голоса становились громче. Один мужской, гневный, другой женский, потише.

— Он уходил один, — заметил Доминик. Мать отвела взгляд.

— Сейчас с ним женщина.

В том, как мать взглянула на него, в се интонации было что-то странное. Доминику стало не по себе.

— Что за женщина? — спросил он.

И опять раздался женский крик. Двое заговорили громче, женщина молила о чем-то, мужчина захлебывался от ярости. Раздался звонкий звук удара ладони о тело. Доминик насторожился.

— Он бьет ее.

— Она принадлежит ему, это его право.

Доминик заметил, что эти двое говорят по-английски. По-английски — не по-французски и не на цыганском наречии. Доминик шагнул на звук, туда, где были привязаны его лошади.

— Не ходи туда, сынок.

Звякнули золотые браслеты. Перса поспешила за сыном, схватила его за руку.

— Не твое это дело, сын.

— Что ты об этом знаешь?

— Она — гаджио. И говорят, она еще и ведьма.

Доминик решительно зашагал дальше, Персе приходилось бежать, чтобы поспевать за ним.

— Помни о своем обещании. Ты не должен вмешиваться.

Доминик не останавливался.

— Она уже околдовала Вацлава. Она и тебя околдует.

Доминик усмехнулся. Будь он ребенком, он поверил бы матери, но он много читал. И давно перестал быть суеверным.

— Не буду я вмешиваться. Я просто хочу посмотреть, что происходит. Иди к повозке. Я скоро вернусь.

Перса печально смотрела вслед уходящему сыну. Доминик спиной чувствовал ее взгляд, ее порицание, ее беспокойство, но… продолжал идти. Настоящий цыган просто не заметил бы чужой ссоры, уважая право на личную жизнь. Доминик не мог не замечать подобных вещей. Все-таки он был ненастоящий цыган. Доминик приласкал своих лошадей, шепнул им пару ласковых слов и наконец подошел к повозке Вацлава. Из темноты он смотрел на освещенный светом костра круг, на котором разворачивалась драматическая сцена.

Угрюмый волосатый цыган, которого Доминик знал с детства, уперев руки в бока, стоял над красивой маленькой женщиной с огненно-рыжими волосами, глядевшей на него со страхом и отвращением. Рубаха висела на Вацлаве клочьями, спутанные пряди падали на налитые кровью глаза, лицо потемнело от гнева.

Женщина смотрела на него, высоко подняв голову, сжав кулаки. Непокорные кудри рассыпались по плечам, белая блуза ее, рваная и грязная, закрывала только соски полных высоких грудей. Даже отпечаток ладони Вацлава на щеке женщины не мог испортить красоты ее лица.

— Ты обманула меня! — ревел Вацлав. — Надула! А я еще отдал за тебя чуть ли не последнее золото!

— Сколько можно повторять: я смогу достать тебе деньги, больше золота, чем ты сможешь унести, если ты меня отпустишь.

— Ты что, за дурака меня принимаешь?

Вацлав снова ударил ее по лицу. Женщина пошатнулась, но устояла на ногах.

Сердце Доминика заныло, но он не тронулся с места. Он был цыганом, пусть только наполовину, и должен подчиняться цыганским законам.

— Мне не нужны твои деньги! — кричал Вацлав. — Мне нужна ты, а не деньги! Я предложил тебе жениться. Ты отказала мне, опозорила меня перед моими людьми. Пора научить тебя, как быть послушной.

Схватив женщину за связанные руки, Вацлав потащил ее к дереву. Доминик ошалело смотрел, как мужчина отрезает веревку, а потом, задрав ей руки высоко над головой, привязывает несчастную к дереву. Рванув блузу, Вацлав обнажил кожу, белейшую и нежнейшую из тех, что доводилось видеть Доминику.

  8