Лёгкий, ненавязчивый романчик 
66 
ЧП в следственном изоляторе…
Чрезвычайное происшествие.
Саперы осматривают дверной проем бывшей Микиной камеры, вырванную и выгнутую решетку из разрушенного окна под потолком…
— Не, — говорит один сапер. — Это не взрыв. Может, удар или еще чего… А только не взрыв.
Начальства понаехало видимо-невидимо. И партийного, и милицейского, и другого — в штатском…
— Что же это за «удар» может быть такой, чтобы чуть полэтажа не снесло?! — кипятится один в кожаном реглане. — Взрыв, конечно!
— Был бы взрыв — кислятиной бы пахло, — устало возражает ему командир саперов. — Следы обгорелости, оплавленности, другой рисунок разрыва металла…
— Может, когда в тридцать шестом строили — тогда и заложили? А оно сейчас сработало! — говорит другой начальник в драповом пальто с серым каракулевым воротником.
Всем очень нравится эта идея. Она начисто исключает другие рассуждения на эту тему.
— Очень правильно говорит товарищ Карсакпаев! — подхватывает один в штатском. — Тогда врагов народа было больше, чем честных и преданных людей!.. Очень правильная мысль, товарищи…
***
В другой камере-одиночке — с целыми дверями и распахнутым для свежего воздуха окном с внешней решеткой — пьют горячий чай из алюминиевых кружек начальник уголовного розыска Петр Алексеевич и закутанный в ветхое тюремное одеяло Мика…
Со стороны коридора изолятора у дверей Микиной камеры стоят два надзирателя.
Подошел к дверям камеры товарищ Карсакпаев в сером каракуле:
— Ну-ка, откройте. Посмотрим на этого щенка.
— Не приказано, — говорит один надзиратель.
— Допрос идет, — добавляет второй, не двигаясь с места. Очень это не нравится товарищу Карсакпаеву.
— Ну-ну, — говорит он и уходит.
… В камере Мика держит кружку двумя руками. Чтобы не жгло руки, обернул кружку обрывком грязного полотенца.
Начальник Петр Алексеевич пододвигает к Мике поближе колотый кусковой сахар, который принес Мике из дому, и сокрушенно говорит:
— Напрасно я тогда от тебя ушел… Хотел не мешать твоему горю, А видишь, как вышло… Надо было мне остаться с тобой. Когда живой человек рядом — всегда легче…
Сидит закутавшийся в одеяло обессиленный Мика, держит в обрывке полотенца большую алюминиевую кружку, руки дрожат, по лицу текут слезы…
Мика их не стесняется перед посторонним человеком. Даже не вытирает. Спокойно говорит начальнику:
— Нет. Это хорошо, что вас не было, граж… Петр Алексеевич. Не дай Бог, вас бы зацепило…
— Ты сахар-то кушай, Михаил. Тебе сейчас нужно сил поднабраться. Тебе еще жить и жить!.. Ешь сахар.
— Спасибо. Петр Алексеевич, можно я эту газету себе заберу?
— Конечно.
— И еще… Там, в «Доме Советов», в камере хранения отец оставлял свои вещи, когда уезжал на фронт. Вот эту фотографию они взяли именно оттуда, из папиного чемодана.
Мика показал на газетное фото, снятое в шестнадцатом году.
— Но там были и еще снимки. Других летчиков, мамины… Мне ничего не нужно. Только фотографии. Заберите их, пожалуйста. И из газеты пусть вернут. Зачем она им теперь? Еще в чемодане — старое папино удостоверение шеф-пилота… Оно по-французски «Брево» называется. Там на пяти языках все написано… Вы сами увидите. А когда я выйду на волю…
— Понял. — Петр Алексеевич что-то записал в небольшую книжечку. — Все разыщу и сохраню для тебя… Кушай, кушай сахар. Не стесняйся. Он тебе сейчас — во как необходим!..
— Спасибо. Я кушаю.
Петр Алексеевич аккуратно скосил глаза на закрытую дверь камеры, подвинулся поближе к Мике и совсем негромко сказал:
— А теперь слушай меня внимательно. Если тебя кто-нибудь начнет спрашивать, как ты уцелел во время того, что произошло в той камере, скажи, что в эту секунду ты был под нарами. Дескать, охнарик завалился туда и ты полез его искать… Или карандаш, к примеру. Понял?
***
— Слушай, Мишка!.. Я чего спросить-то тебя хотел!.. Совсем из башки выскочило. Ну надо же!.. Вот когда у тебя в той камере чегой-то там рвануло так, что двери вышибло и решетку из окна вырвало, как тебя-то Господь уберег? Я понимаю — Бог не фрайер, Бог хороших людей в обиду не дает, но ведь, поглядите, Виктор Иванович, на Мишке-то нашем — ни царапинки!..
— А правда, Михаил… Полкамеры — вдребезги, а ты, говорят, как лежал на нарах, так и нашли тебя в том же положении целехоньким… Ты-то что думаешь по этому поводу?
66 
