42 
Если герр Самошников был выпущен из тюрьмы сразу же по подписании просьбы об убежище, то герра Гаврилиди продержали там еще три месяца.
Всего! Краткость срока наказания была определена в первую очередь гуманностью уголовно-процессуальной системы Федеративной Республики Германии; суммой украденного (а главное, возвращенного!), не превышавшей ста пятидесяти марок; и, конечно же, искренним и радостным сотрудничеством со следствием по делу артиста Самошникова.
Сейчас Гриша Гаврилиди вместе с Лешкой стояли в малюсеньком складском помещении кафе «Околица», ждали своего выхода.
Гриша был одет в тесноватый смокинг, купленный на фломаркте (барахолке) за семь марок, в бундесверовские камуфляжные штаны и тщательно вымытые старые кроссовки.
Лешка выглядел менее помпезно – черные брючки, черный свитерок и гитара, одолженная Гришей в общежитии у какого-то беглого албанца.
– Слушай сюда, – строго оказал Гриша. – Я выхожу, объявляю: «Заслуженный артист республики…»
– Я никакой не «заслуженный»! – зашипел на него Лешка.
– Заткнись, мудила. Здесь все «заслуженные», «доктора наук», «генеральные директора» и «лауреаты». «Ведущих инженеров» – как собак нерезаных, «главных врачей» – раком до Берлина не переставить. Не мешай людям слушать то, что они хотят услышать… Значит, как только я объявлю тебя, ты сразу же выходишь и… Дальше уже твой бизнес. Будешь выходить из-за стойки – не споткнись, там этот вшивый культуртрегер ящики с минералкой на проходе поставил…
Гриша одернул смокинг, вышел из подсобки за стойку кафе, где мадам Френкель готовила кофе и разливала напитки, а уже из-за стойки, широко и обаятельно улыбаясь, прошел в зальчик на семь столиков и роскошно объявил:
– А теперь заслуженный артист республики, театра и кино Алекс Самошников! Прошу аплодисментики!…
Раздалось несколько жидких хлопков.
Стараясь не споткнуться о пластмассовые ящики с минеральной водой и пивом, Лешка выбрался в зал и поклонился.
– Старинный русский романс таки, «Гори, гори, моя звезда…», – провозгласил Гриша Гаврилиди.
В этом неунывающем жулике, несомненно, присутствовал некий врожденный южнорусский артистизм, заквашенный на сумасшедшем смешении кровей, рас и эпох! Неожиданно Гриша услышал немецкую речь за одним столиком и тут же заговорил на невероятном немецком:
– А теперь для наших немецких гостей… В смысле – унд дан фюр унзере дейче либе гасте: берюмте кунстлер унд шаушпилер Алекс Самошников! Аль-тертюмлих руссише романце – «Бренд, бренд, май-не штерн…»!!! Битте, аплаус!…
Немцы вежливо поаплодировали и уставились на Лешку.
Тот тронул струны гитары и негромко запел:
Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви приветная…
Ты для меня одна заветная,
Другой не будет никогда…
…– Не пей, Леха… Кончай! – тревожно говорил Гриша Газрилиди. – Сколько ж ты уже не просыхаешь, Лешка! Так же и сдохнуть недолго.
– А ты думаешь, что мне так уж хочется жить?
– Ну что ты болтаешь? Ты себя слышишь? Не дури, Лешенька… Второй-то пузырь «Корна» не открывай, тебе говорят! Хватит!…
– Пошел ты… «Корн» всего тридцать два градуса.
– Но ты же уже одну ноль семь охреначил. Может, хватит?
– Исчезни.
– «Исчезни»… А что ты без меня делать будешь?
– Тебе налить?
– Леха… Умоляю! Хочешь, на колени встану? Тебе же завтра стихи в Толстовском фонде читать! С какой рожей ты выйдешь на люди? Там же стольник корячится… По пятьдесят марок на рыло! Я уже обо всем договорился…
– Не боись, Гриня. Заработаем мы этот стольник…
– Придут наши документы из Франкфурта, легализуемся, встанем на социал, тогда пей сколько влезет. А сейчас…
– Тебе налить, я тебя спрашиваю?!
– О, шоб ты сказывся! Шоб тебя перевернуло тай хлопнуло!… Ну, плесни сантиметра полтора. Все! Все, все, я сказал! Леха, Леха, уймись!… Шо ж ты себе полный стакан наливаешь?! Шо же ты делаешь, сволочь?!!
– Да катись ты, менеджер херов…
***
…Строится, строится и без того большой западногерманский город! Одевается в новые дома, укутывается в новые сады и газоны…
Но прежде чем строить новое, прекрасное, ломают старое, уродливое.
Рушатся временные поспешные послевоенные постройки.
И нужно разгребать эти горы мусора, отправлять на свалку обломки перекрытий, рухнувшие истлевшие стены, искореженные оконные рамы, битую черепицу, сгнившие доски бывших полов, причудливо скрученные, изъеденные коричневой ржавчиной водопроводные трубы…
42 
