Последние отзывы

  118  

— Ты серьезно?

— Без шуток. Он действительно лучший.

Что-то забулькало. Но Поветкин не услышал запаха бензина. Значит, его не сожгут заживо. Что ж, и на том спасибо. Его мучители просто открыли бутылку воды и лакают прямо из горлышка.

— Блин… Вот это жизнь, — сказал Дима. — Иногда легче замочить человека, чем оставить его живым.

Странная фраза… Поди разберись, что хотел сказать этот ублюдок. Режиссер почувствовал, как кто-то дышит ему прямо в ухо. Пахнет одеколоном.

— Стой смирно, гад.

Дима, коротко размахнувшись, врезал кулаком между лопатками режиссера. Поветкин молча стерпел боль, но уже в следующую секунду ему хотелось заорать в голос. Человек опустился на корточки, ловкими пальцами расстегнул ремень, молнию, спустил с Поветкина брюки и трусы. Самые худшие опасения сбываются, его будут кастрировать. Наверняка со стороны все это выглядит смешно, вовсе не драматично. Лес, темнота, тусклый свет фонарика. И в этом беспросветном мраке светится бледная задница Поветкина, напоминающая полную луну. Рубашка задралась кверху, она не закрывает срамного места.

— Сейчас я его, — сказал Дима. — Приложу по-свойски.

Поветкин услышал, как что-то тихо просвистело, будто по воздуху рубанули ремнем или саблей. Чем это машут? Ножом? Садовыми ножницами?

— Я сама, — Лариса кашлянула. — Дай сюда.

— У тебя рука слишком легкая.

— Это только с виду.

Она взяла из рук Радченко кожаный собачий поводок, развернув плечо, размахнулась и хлестнула им, как плеткой, по выпуклой розовой заднице. Поветкин ближе прижался к дереву, сквозь тонкую рубашку, кожей чувствуя шершавую кору и тепло, исходившее от ствола. Замах, удар. Поветкин, не выдержав, закричал. Радченко посветил фонариком в лицо Ларисы. Щеки налились румянцем, рот полуоткрыт, а глаза как у бешеной кошки.

— Не надо, — крикнул Поветкин. — Не надо так…

Дернувшись к дереву, режиссер тонко взвизгнул. Веревка натянулась, впилась в запястья. Новый замах, удар. Поветкин крепче вжался в дерево, прилип к нему щекой. Замах, свист поводка, удар. Радченко отступил в сторону, решив, что Лариса справится с этой работой не хуже его. Он положил фонарик на землю, направив круг света на Поветкина, отвернулся и, вытащив пачку сигарет, крутанул колесико зажигалки. Он слышан стоны и всхлипы главрежа, свист поводка. Приятные бодрящие звуки. Режиссер трясся всем телом, крутил задом, вжимался в ствол дерева, но спасения от ударов не было. Радченко прикурил вторую сигарету. Теперь стоны режиссера сделались тише.

— У-у-у-у-у, — гудел Поветкин. — А-м-а-а-а…

Дима подумал, что рука у Ларисы и вправду тяжелая. А режиссер ничего себе мужик, держится, даже не вырубился. Только стонет все тише и тише, видно, перед отключкой. Радченко выплюнул окурок, развернулся. Он тронул за плечо Ларису.

— Осади немного, — сказал он. — Не ровен час, забьешь его до смерти.

— Ты сам только что хотел его замочить, — Лариса перевела дух, вытерла пот со лба и опустила поводок. — Какие мы добрые.

Колени режиссера подогнулись, его шатало из стороны в сторону, если бы не веревка, державшая Поветкина в вертикальном положении, он бы давно грохнулся на землю. Он тихо мычал и постанывал, но оставался в сознании. Кажется, действительно хватит. Радченко, раскрыв нож, шагнул к дереву и перерезал веревку. Поветкин мешком повалился к его ногам. Упав на грудь, едва слышно всхлипнул и затих. Радченко оглянулся на Ларису и увидел в ее глазах испуг. И перестал дышать.

— В театре рассказывали, что у него что-то с сердцем, — Лариса бросила поводок. — Мотор слабый.

— Что же ты сразу не сказала?

Наклонившись, Радченко ухватил режиссера за плечи, перевернул на спину. Глаза Поветкин широко раскрыты, взгляд блуждает по сторонам, нижняя челюсть мелко дрожит. Это напоминает агонию умирающего человека. Радченко наклонился ниже, прищурился, чтобы внимательнее разглядеть режиссера. Через секунду, плюнув на землю, выпрямился, отступил назад.

— У него была эрекция, — сказал Радченко. — А потом он кончил.

— Как это — кончил?

— Обыкновенно, — покачал головой Радченко. — У него был оргазм. Он кончил на дерево. Чертов извращенец. Кажется плеткой по заднице — это как раз то, о чем он мечтал всю жизнь. Короче, мы его удовлетворили. Полностью.

Словно подтверждая эту мысль, Поветкин сладко застонал и закрыл глаза. Приподняв зад, подтянул штаны, перевернулся на бок, словно собрался вздремнуть. Радченко пнул его ногой в ляжку, поднял фонарь.

  118