Особенно,... 
49 
«Хорошо хоть мать не увидит, какой дурак набитый у нее вырос, — сказал отец, узнав о первом заказе сына. — Не дожила, чтобы на такую тупицу полюбоваться». «Я хочу заниматься строительством дач, — твердо ответил Бобрик. — На этом можно заработать». Он хотел продолжить свою мысль: заработать, чтобы купить новый мотоцикл, кое-что скопить и навсегда уехать из этого паршивого городка в большое светлое будущее. Но мысль развивать не стал, отец мог обидеться, здесь он прожил всю жизнь.
«Строительством? — переспросил Николай Матвеевич. — Где ты научился строить? Когда прошлым летом кое-как ляпал коровник и сенной сарай для агрофирмы? Эту халтуры ты называешь строительством?»Я в армии только и делал, что строил дачи для начальства, — ответил сын. — Научился молоток в руках держать". «Ты же служил в пограничных войсках, — Матвеич чувствовал себя сбитым с толку. — Не в стройбате». «Совершенно верно, — нашелся с ответом сын. — Но как бы это сказать… В пограничных, но со строительным уклоном». «Этот Месяц — бандит, пробы негде ставить, — сказал отец. — И дом не его. Наверняка он хозяев прибрал и закопал на огороде. Не пугайся, если в снегу найдешь пару жмуриков». Бобрик упрямо сжал губы. Он не видел большой разницы между бандитами и банкирами, все одним миром мазаны.
«Хочешь, устрою к себе на деревообрабатывающий комбинат? — это была последняя попытка отца вразумить непутевого сына. — Нужен водитель погрузчика». «Всю дорогу работать на чужого дядю за копеечную зарплату? — усмехнулся Сашка. — Нет уж, спасибо. Вот если бы на таможню. Как дядя Вася». Бобрик имел в виду соседа по улице, который только что отгрохал новый дом и за полгода поменял три иномарки. «А мешок денег ты уже приготовил? — спросил отец. — На таможню парней вроде тебя, с голой задницей, не принимают». «Заработаю», — ответил Сашка. Отец плюнул на землю, накинул куртку и, хлопнув калиткой, ушел. Вернулся по ту сторону ночи в дупель пьяным. Не в силах подняться на крыльцо, он тяжело упал и долго лежал на запорошенных снегом ступенях, пока сын волоком не затащил его в дом.
***
Перед Новым годом погода стояла не по сезону теплая, Бобрик и Петька Гудков успели расчистить строительную площадку от снега, выкопать ямы под фундамент и сбить опалубку, без этого нельзя, песчаный грунт осыпался. Опалубку залили бетоном и начали сколачивать каркас будущей веранды, все шло нормально, но тут ударили морозы, и темпы работ замедлились. Гудков обморозил нос, впал в уныние и стал повторять, что к положенному сроку они не успеют. Оставляя Бобрика одного, он часто уходил в дом, сидел у печки, растирая нос. Нехотя возвращался и брался за пилу или строительный уровень.
«Только не надо соплей, — повторял Бобрик, укладывая брус в штабель и закрывая его толью. — Если успеем к сроку, летом столько работы подвалит, что ты больше никогда в жизни сам гвоздя не вобьешь. У нас будет тридцать даже сорок наемных таджиков. А мы точно успеем к сроку». «Так-то оно так», — отвечал Гудков, и некоторое время работал веселее. «Не спи, Петя, — повторял Бобрик. — Все в наших силах. Отгрохаем такую веранду, что этот Месяц в осадок выпадет». Гудков вроде соглашался, кивал головой, но в глазах стояла смертная тоска. «Я вот нос на хрен отморозил с этой верандой, — повторял он. — Но кого скребет чужое горе?»И уходил в помещение.
Большой камин, сложенный в большой комнате, не столько грел, сколько разводил вонь. Трубу, похоже, никогда не чистили, она оказалась наглухо забитой копотью, сажей и снегом, у огня долго не просидишь, дым заполнял комнату. Петя с красными глазами и широко открытым ртом выскакивал на улицу, красные глаза вылезали из орбит.
Новый год справили тут же, на рабочем месте, выпили по глотку водки, открыли рыбные консервы, испекли в камине картошку. Мороз все крепчал, а оттепели не обещали. После короткого ужина друзья зажигали переноску и снова брались за работу. Бобрик простудился, но вкалывал, не жалея себя. Два раза в неделю появлялся Уханов, в своем драповом пальто, подбитом мехом и шапке с опущенными ушами, он расхаживал по деревянному настилу, совал нос, куда не следует, и отвлекал Бобрика идиотскими вопросами. «А материал не сыроват? — в десятый раз повторял Вадим Вадимович. — Боюсь, летом доска рассохнется, щели большие будут». Вместо ответа Бобрик кашлял взахлеб, сплевывал на снег мокроту, давая понять, что ему не до разговоров. Но Уханов не отставал. «По-моему, этот столбик — косенький, — говорил он. — Отвесом проверяли?»Он не уходил, пока сам не промерзал до костей.
49 
