Последние отзывы

  3  

И опять в своем ответе Сталин ни словом не обмолвился ни об экспроприации парохода, ни о покушении на Жаринова, он лишь повторял: «Никогда я не судился; если Мартов утверждает это, то | он гнусный клеветник».

Революционный трибунал не стал рассматривать дело по существу, признав, что клевета в печати ему неподсудна, но приговорил Мартова к «общественному порицанию» за оскорбление советского правительства (Сталин в то время был наркомом по делам национальностей).

В 1925 году меньшевик Дан писал, что на Кавказе такие экспроприаторы, как Орджоникидзе и Сталин, снабжали деньгами большевистскую организацию, однако никаких фактов не привел.

Вот, собственно говоря, все, что известно об участии Сталина в актах экспроприации.

Вернемся, однако, к судьбе тех денег (241 или 341 тыс. рублей), которые были экспроприированы на Эриванской площади Тифлиса.

Эти деньги не принесли пользы. Дело в том, что вся захваченная сумма состояла из 500-рублевых казначейских билетов. После похищения их номера были сообщены во все банковские учреждения России. Таким образом, разменять их в российских банках было невозможно, поэтому деньги вывезли за границу. Но провокатор Житомирский предупредил полицию в Берлине. Информация об этом ушла во все европейские столицы, что вызвало ряд провалов.

Максим Литвинов, будущий нарком иностранных дел СССР, был арестован в Париже при попытке размена купюры. Та же судьба постигла будущего наркома здравоохранения Семашко, арестованного в Женеве, Ольгу Равич, будущую жену Зиновьева, и некоторых других.

Печать смаковала все эти факты. В своих воспоминаниях Н.К. Крупская писала: «Швейцарские обыватели были перепуганы насмерть. Только и разговоров было, что о русских экспроприаторах. Об этом с ужасом говорили за столом и в том пансионе, куда мы с Ильичем ходили обедать».

Все эти неприятности значительно сократили число сторонников экспроприаций в рядах руководства большевистской партии.

Остается добавить, что, несмотря на всю привлекательность версии непосредственного участия Сталина в «эксе» на Эриванской площади, полностью ей доверять нельзя. Многие зарубежные исследователи считают, что она «не вполне корректна». Так, И. Дейчер писал, что «роль Кобы… никогда не была точно установлена». По его мнению, Сталин «играл роль связного между Кавказским большевистским бюро и боевыми дружинами. В этой роли он никогда не участвовал непосредственно в налетах. Он одобрял или отвергал планы действий боевиков, давал им советы, принимал меры по обеспечению операций и наблюдал за их осуществлением со стороны… Царская полиция, — продолжает Дейчер, — никогда не заподозрила его в причастности к эксам. Его умение маскироваться было столь совершенным, что он скрыл эту свою роль даже от партии».

Насчет того, что свое участие в «эксах» Сталин скрывал «даже от партии», Дейчер явно переборщил. Вряд ли Сталин мог оставаться анонимом и «тайным благодетелем», этаким Робин Гудом партии, выполняя ее же задания. Еще раз вспомним, что в споре с Мартовым Сталин не отрицал своего участия в «эксах», он протестовал только против утверждения Мартова об его исключении из партии.

Косвенным свидетельством того, что Сталин не был активным участником «эксов», может служить тот факт, что после ареста Сталина в марте 1908 года полиция не предъявила ему обвинения в участии в налете на Эриванской площади.

В этой связи особенно нелепым выглядит обвинение, выдвинутое О. Гордиенко в книге «Иосиф Сталин», вышедшей в Минске в 1998 году, в адрес Сталина и Шаумяна. По его словам, они якобы изъяли из похищенной суммы 15 тысяч рублей и использовали их «в личных целях» (пропили, что ли?). Тем более, как можно было использовать «меченые ассигнации» в России, если даже в Германии, Франции и других западноевропейских странах они были на учете?

Между тем Сталин продолжал свою революционную деятельность. Мы не будем касаться вопроса о том, какую роль он играл в революционном движении, какие партийные посты занимал.

Отметим лишь, что профессиональному революционеру требовалось иметь и развивать те же навыки, которые необходимы профессиональному разведчику — прежде всего владеть искусством конспирации, уметь заводить и поддерживать полезные контакты, убеждать собеседников в своей правоте, вербовать сторонников и агентов, организовывать бесперебойную нелегальную связь, создавать местные ячейки (по существу те же резидентуры), подбирать конспиративные и явочные квартиры, выявлять наружное наблюдение и т.д. И, конечно же, безусловно верить в то дело, которому служишь. Всеми этими качествами он обладал, и они ему сослужили хорошую службу. И еще одно качество, сформулированное в одной фразе: «Доверяй и проверяй!» Пожалуй, уже в те годы оно зародилось в Сталине и постепенно гипертрофировалось в маниакальную идею: «Никому не доверяй!», а позже и в параноидальное убеждение в том, что он окружен врагами.

  3