Когда обед закончился и только кубки с вином остались на местах, начались танцы.
Музыка приобрела иной характер: стала более страстной, более притягательной, и Илона ощутила, как ее плечи начали двигаться в такт. Ее зеленые глаза блестели в свете костра, пламя высвечивало ее рыжевато-золотистые волосы, рот приоткрылся от возбуждения.
Танец начался медленно; сначала танцевали только женщины, а все остальные подпевали, придавая аккомпанементу ритмическую глубину. Когда музыка зазвучала более неистово, танцующие ускорили свое движение и к женщинам присоединились мужчины.
Из толпы танцующих отделилась грациозная, как пантера, цыганка, сверкающая бриллиантами.
Илона никогда не видела более красивой и соблазнительной женщины.
Она услышала, как кто-то выкрикнул ее имя – Маша.
У цыганки были длинные темные волосы, свободно падающие ниже талии, высокие скулы и огромные черные глаза, говорившие о ее принадлежности к русским цыганам.
Она извивалась, как змея, юбки развевались вокруг обнаженных ног, движения рук поражали своей чувственной гибкостью. Темные глаза, слегка раскосые и блестящие, были полны страстного огня, а тело то трепетало, то медленно, волнообразно и соблазнительно со змеиной гибкостью извивалось под звуки музыки.
Скрипки заиграли громче и быстрее, и цыганка, отделившись от группы танцующих, маняще протянула руки к князю.
Жест был настолько красноречив, что слов не требовалось! Все говорили сверкающие глаза и красные губы.
На какое-то мгновение Илоне показалось, будто музыка стихла, но когда князь встал и взял ее протянутые руки, она грянула еще громче и быстрее.
Увидев, как князь, увлеченный цыганкой в толпу танцующих, начал сам танцевать с той же страстью, что и они, Илона с отчаянием поняла: она любит своего мужа!
Глава 5
Любовь пришла к Илоне не теплым чувством радости, а всепоглощающим огнем.
Она ощущала этот огонь, сжигающий ее всю и вызывающий желание оторвать Машу от князя, ударить, растоптать, а может быть, и убить ее!
Никогда еще в своей спокойной жизни Илона не испытывала таких бурных эмоций, превращающих ее тело в подобие поля боя! Ее руки дрожали, сердце колотилось, глаза сверкали, а пальцы были готовы вцепиться в горло цыганки!
Она любит князя! Сейчас в ней бушевали неукротимые страсть и ревность.
Все ее хваленое самообладание, на воспитание которого ее мать потратила столько сил, исчезло в собственническом желании закричать:
– Он мой! Он принадлежит только мне!
Он ее муж! Он женился на ней, и она была готова бороться с каждой женщиной в мире, чтобы утвердить свои права на него!
– Я люблю его! Люблю! – кричал ее внутренний голос.
Но это был скорее вызов, объявление войны, чем нежная мягкость женщины, готовой покориться мужчине.
Несколько минут танцевали только князь и цыганка. Затем, когда музыка торжественно вознеслась к небу, к ним присоединились все остальные.
Пышные юбки женщин вертелись вокруг их обнаженных ног, браслеты звенели, а драгоценности сверкали в отблесках костра, как и их глаза.
Только старики-цыгане да барон, сидящий рядом с Илоной, оставались в роли зрителей,
Илона чувствовала, что голова ее начинает кружиться от этого калейдоскопа красок, и она потеряла князя из виду.
Ей захотелось присоединиться к танцующим, но, несмотря на первобытные эмоции, охватившие ее, она собрала остатки гордости и обратилась к барону:
– Я немного устала! Вы не обидитесь, если я вернусь в замок?
Барон понимающе улыбнулся, и Илона поспешила добавить:
– Я не хотела бы портить его светлости праздник. Вероятно, можно уйти так, чтобы никто этого не заметил?
Барон помог ей подняться и незаметно уйти в тень. Он проводил ее до ворот замка, где дежурил один из адъютантов князя и стояли слуги с факелами.
Илона протянула барону руку.
– Благодарю вас за изумительный вечер! Передайте мою благодарность всем вашим людям!
– Вы очень любезны! – ответил барон по-цыгански.
Он поднес ее ладони к своему лбу: этот жест говорил о восточном происхождении его племени.
Не оглядываясь на танцующих, Илона в сопровождении адъютанта направилась к замку.
Ей казалось, что музыка звала, манила ее, но и насмехалась над ней. Огонь, который в ней зажгла эта музыка, все еще обжигал ее, и она старалась не показать этого адъютанту. Пусть он видит, что она спокойна и сдержанна, как и все четыре дня, что живет в замке.