97 
– А где он? – осведомился Валерий, чуток потуже натягивая цепочку… оп! Порвалась! Хреновая работа.– Так где он?
Из коридора донеслись вопль, хруст ломаемого дерева, еще один вопль…
– Ты не отвлекайся,– сказал толстяку Васильев.– Ты помнишь, о чем я спросил? Где Грустный?
– Дома…
– Ишь ты! – удивился Валерий.– У него и дом есть. А дом у него, случайно, не в «Крестах»?
Если у толстяка и было чувство юмора, то нынче оно отдыхало.
– Нет, на Крестовском.
– Надо же! А телефон у него есть?
– Есть.
– Очень хорошо. А теперь возьми трубочку и набери этот самый телефончик.
В комнату ввалился Петренко.
– Чисто,– сообщил он.– Теперь чисто. Двоих я упаковал, а третьего пришлось на погост определить: буйный оказался. Как успехи?
– Да вот кореш наш папе своему звонит.
– Гарный хлопец! – ободрил Петренко.– А уши отрезать – вообще загляденье будет!
Лоб толстяка увлажнился.
– Ты давай звони,– сказал ему Валерий.– А то мой друг, он в душе – парикмахер. Отстригает все выступающие части,– Васильев нажал стволом на кончик толстякова носа.– Ну давай, нажимай кнопочки, пока пальчики шевелятся!
– Э-э-э… Грустный, ты, что ли? Это Крупа. У нас тут… ну, с тобой побазарить хотят… Да я…
Васильев отобрал у толстяка трубку.
– Грустный? Здравствуй, дорогой! Это ничего, что я на «ты»?
– Ты кто такой? – процедила трубка.
– Это не важно,– весело отозвался Валерий.– Я тебе привет хочу передать. От Хирурга.
– Ах сука! Ах овца! Да я ее натрое порву, ты понял, козел? Ты этой сучке…
– Ай-ай-ай! – перебил его Васильев.– Ты за базаром-то следи, Грустный! Хирург – человек серьезный. Вдруг обидится, что ты его овцой назвал?
– Кого – его? – изумилась трубка.
– Хирурга,– терпеливо произнес Васильев.– Надо бы знать. Он нынче в авторитете.
– Не слыхал! – буркнула трубка.
– Теперь услышал,– доброжелательно проговорил Валерий.– Он теперь – вместо Костромы. Или о Костроме ты тоже не слыхал?
– Слыхал. Что ему надо?
– Привет просил передать. Сказал: стукачка твоего они уже оприходовали. А за тобой – должок.
– Пусть пену не гонит! Их шоблу азеры с говном смешали! Они теперь – тьфу!
– Это ты так думаешь,– засмеялся Васильев.– Но ошибаешься. Ты не торопись, поговори с умными людьми, с ребятами своими посоветуйся. Подумай, может, есть в городе кто-то поавторитетней азеров? И стоит ли тебе с ним ссориться?
Трубка молчала. Переваривала.
– Думай, Грустный, думай,– посоветовал Валерий.– И еще к тебе – личная просьба. У тебя тут одна женщина работала, друга моего лечила, которому ты по небрежности здоровье попортил. Жаловалась она: грозишь ей. Ты больше так не делай, ладно? А то я грозить не буду. Понимаешь намек?
– Срал я на твои намеки!
– А вот это напрасно. Это потому, что ты меня не знаешь. А Хирурга знаешь, но думаешь: Чалого нет, Костромы нет – и Хирурга скоро не будет. А думаешь ты так, Грустный, потому что знаешь мало. А самое главное: ты не знаешь меня…
– Ну так обзовись! – рявкнула трубка.
– …но мы с тобой еще познакомимся,– игнорируя реплику, продолжал Васильев.– Если ты окажешься непонятливым – точно познакомимся. Так что ты не торопись. Думай. Ребят своих хорони, помещение ремонтируй…
– Какое помещение? – озадаченно спросила трубка.
– Как? Тебе еще не доложили? Ну, Грустный, я удивлен. Какая у тебя братва, выходит, нерасторопная. Пожар у тебя случился. Пацаны со спичками баловались. Так что занятие у тебя на ближайшее время есть. А если разные мысли возникнут… воинственные,– ты их гони! Потому что ты попал, Грустный! Ты уже попал! Ну, будь здоров! – Не дожидаясь ответа, Валерий прервал связь.
– Ну как? – спросил он Петренко.
– Нормально. Он все понял. Как ты считаешь, кабанчик, понял твой хозяин тему? – Петренко ущипнул Крупу за жирную щеку.
– Понял,– пробулькал толстяк.
– Тогда – спокойной ночи! – Рукоятка пистолета опустилась Крупе на макушку, и бандюган обмяк.
– Мы закончили? – спросил Петренко.– Или еще почудим?
– Пока с него хватит,– ответил Васильев.– Двинулись. Тина там наверняка уже заждалась.
– Ничего. Ты ее утешишь! – Петренко захохотал.
– Мог бы и позвонить,– надув губки, проговорила Таня.– Второй час ночи!
Она приникла к груди Валерия и тут же отстранилась.
– С кем это ты ласкался? – недовольно спросила она.
– А какая тебе разница, малыш? – Васильев смягчил резкость ответа улыбкой.
97 
