6 
Вопреки всем приличиям ее руки были без перчаток.
Пальцы у незнакомки оказались длинными, тонкими, изящно закругленными и, как заметил придирчивый маркиз, безупречно чистыми.
Девушка смотрела не на него, а куда-то, в сторону, словно желая заговорить, но смущаясь произнести хоть слово.
Маркиз ожидал от нищенки совсем не такого поведения, поэтому заговорил первым и гораздо мягче, чем обычно привык разговаривать:
— Расскажите же мне то, что собирались.
Неожиданно на ее губах появилась улыбка, и девушка произнесла:
— Дело в том, милорд, что я… была так уверена, что вы не станете меня слушать, что теперь… я несколько… растеряна.
— Почему вы решили, что я не стану слушать? — с любопытством поинтересовался маркиз.
— Потому что все джентльмены, к которым я обращалась, велели мне… уходить прочь.
Она тяжело вздохнула — казалось, вздох исходил из самой глубины ее сердца — и произнесла:
— Я уверена, что это моя вина… я очень плохо умею торговать. И мой отец тоже не умеет… и в этом вся беда.
Она умолкла, и маркиз произнес:
— Не начнете ли вы с самого начала? Пока что мне довольно трудно понять вас. Как вы, англичанка, очутились в Венеции? Вы путешественница или живете здесь?
— Мы здесь живем, милорд. Мой отец — художник.
Маркиз улыбнулся.
— Теперь понимаю. Вы пытаетесь продавать его картины.
История была не нова. Художники, пытающиеся жить на доход от продажи своих картин, всегда и везде с трудом сводят концы с концами. А уж в Венеции, где столько полотен величайших мастеров мира, трудно представить себе, будто прогуливающиеся по пьяцца Сан-Марко станут охотно покупать картины неизвестного художника.
Словно подслушав мысли маркиза, девушка пояснила:
— Пока папенька не заболел, мы еще справлялись, но теперь он не может рисовать, и мне надо продать хотя бы одну картину… не то мы умрем с голоду.
Маркиз внимательно посмотрел на нее, проверяя, не сгущает ли девушка краски, не пытается ли выжать из него побольше денег. Однако заглянув ей в глаза, маркиз понял, что их обладательница не может хладнокровно лгать, иначе ее ложь неизбежно отразится в прекрасном «зеркале души».
Таких глаз маркиз не видел еще ни у одной женщины — они были чисты и прозрачны, словно родниковая вода. В них он разглядел боязнь, что он не захочет слушать ее, и страх, что он прогонит ее прочь. Желая приободрить девушку, маркиз произнес:
— Ваш отец англичанин? Вероятно, в Англии он известен шире, чем здесь?
— Я не думаю, что вы слышали о папеньке, — ответила девушка, — в любом случае, вам достаточно взглянуть на его картины, чтобы понять — он пишет в манере, весьма отличной от традиционной. И все же я осмелюсь назвать его настоящим художником.
Маркиз цинично подумал, что такую историю слышал уже не раз. Он подыскивал подходящий ответ, но тут у их столика возник официант.
— Кофе для синьорины? — спросил он.
— Да, конечно, — ответил маркиз, а затем обратился к своей собеседнице:
— Вы не откажетесь от чашечки кофе?
Ему показалось, что глаза у нее неожиданно вспыхнули:
— Я не хотела бы… причинять вам хлопоты… милорд.
— Для меня это пустяки, — небрежно улыбнулся маркиз.
— Я… я так и знала.
Внезапно маркизу пришло в голову, что хоть его собеседница и обращается к нему «милорд», но это не обычная грубая лесть нищего, заискивающего перед каждым англичанином.
Словно догадавшись, о чем он думает, девушка пояснила:
— Когда я услышала, что вы в Венеции… я решила, может, папенька сумеет… показать вам свои картины. Я слышала, что в Англии у вас большая коллекция полотен… и папенька часто рассказывал мне о картинах Ван Дейка, которые хранятся у вас в Винче, в Букингемшире.
Маркиз бросил на девушку удивленный взгляд, но ничего не сказал, и она продолжала:
— Поэтому я надеялась, вы… поймете то, чего не понимают другие… то, что пытается выразить в своих работах папенька…
Она трогательно развела руками и добавила:
— Мне они кажутся очень красивыми… но их невозможно продать.
— И поэтому вы остались без гроша, — подытожил маркиз, чувствуя, что это прозвучало грубо.
— Папенька заболел, — повторила девушка, — и если я не добуду денег, он… умрет от голода… раньше чем от болезни…
Она говорила негромко и спокойно, но маркиз чувствовал невероятное ее внутреннее беспокойство и волнение.
В ее глазах читалась готовность броситься к его ногам и умолять о спасении отца.
6 
