17 
Корделия даже не могла вскочить с места – настолько она была поражена. Не может же он предложить… Нет, такое и в голову не придет…
– Вы просто не понимаете, о чем говорите, – прошептала она, представив себе, как отец, как всегда подвыпивший, пытается изобразить из себя композитора.
Лорд Веверли был исполнен решимости.
– Я прекрасно понимаю, о чем говорю. Нам надо только уговорить вашего отца подыграть нам. Ему придется всего лишь сделать вид, что хоралы сочинил он, и познакомиться с моим братом и Генделем. Тогда Гендель будет доволен, и дело моего брата получит столь необходимую поддержку. – Голос его смягчился. – И Ричард вновь обретет волю к жизни. Кажется, это лучшее решение нашей проблемы.
Она вскочила на ноги.
– Это не наша проблема, лорд Веверли! – Она чуть ли не грозила ему пальцем. – Это ваша проблема! И с самого начала это была ваша проблема!
Он тоже поднялся на ноги, и глаза его сверкали гневом.
– Если издательство моего брата обанкротится, это коснется и вас, не так ли? Кто тогда будет публиковать ваши сочинения? – Губы его сжались в тончайшую ниточку. – Скажите, мисс Шалстоун, какой доход вы получаете от издания хоралов? Она пришла в ужас от того, что он посмел об этом упомянуть, и не старалась скрыть своего возмущения.
– Небольшой, позвольте вас уверить.
– Но ведь дело не только в деньгах, верно? – продолжал он, приближаясь к ней. – В этой музыке ваша жизнь, так ведь? Пусть ее издают анонимно, вам льстит одно лишь то, что кто-то слушает музыку, сочиненную вами, наслаждается мелодией, в которой каждая нота принадлежит вам!
Как же он дьявольски проницателен! Он словно читал ее мысли, проникал в потаенные уголки ее души. Она гордо вскинула подбородок, с тоской заметив, как он предательски дрожит.
– Я могу писать и для наших прихожан. – Корделия понимала, что лишь пытается оправдаться. – Они слушают мою музыку, и мне этого достаточно.
Насмешливая улыбка была ей ответом.
– Достаточно ли? Значит, вас не волнует то, что великий Гендель восторгается вашими сочинениями, наверняка рассказывает о них коллегам-музыкантам, что брат мой всюду говорит о композиторе, которого он открыл, что…
– Прекратите! – Она беспомощно всплеснула руками. Ах, почему она не может вытолкнуть его из комнаты, прогнать, остаться одной, успокоиться! – Да, конечно, это имеет значение. Да и будь все иначе, все равно я не хотела бы, чтобы издательство вашего брата разорилось. Я не бессердечна и прекрасно знаю, что значит для человека дело его жизни. – Она умолкла, пытаясь унять дрожь в горле. – Но я не могу помочь вам!
Он взял ее дрожащие руки в свои.
– Вы сможете научить своего отца говорить о сочинительстве. – Она пыталась высвободить руки, но он держал их крепко. – Представьте себе, что это ваш ученик. У вас есть ученики?
– Да, но…
– Считайте отца учеником и попробуйте передать ему свои знания. Больше я от вас ничего не прошу.
На сей раз, когда она попыталась отдернуть руки, он отпустил их.
– Больше ничего? Да вы представляете себе, как трудно сочинять музыку? Это не то, что научиться ездить верхом – там нужен только умелый инструктор и немного прилежания. Сочинение музыки требует интуиции, таланта, знаний и чувств. Знания свои, допустим, я смогу передать отцу, но как насчет остального? – Она устремила на него умоляющий взор. – Ваша светлость, вы либо безумны, либо невероятно невежественны!
Глаза его сверкнули.
– Просто я в полном отчаянии, мисс Шалстоун. Ричард – мой единственный брат. Он молод, всего на несколько лет старше вас, но, пока я отсутствовал, на нем лежала забота о наших владениях. И, самое главное, он – единственная опора и поддержка наших сестер. Мы… мы теряем его… – Он не смог продолжать, а Корделия едва удержалась от вздоха.
Неужели он хочет, чтобы она чувствовала себя виноватой за то, что отказывает ему?
– Вы говорите так, будто это в моей воле. А мой отец? Что, если батюшка откажется принимать участие в этом розыгрыше?
Ей некуда было укрыться от его настойчивого взгляда.
– А разве в ваших розыгрышах он не принимал участия? Сколько времени он плясал под вашу дудку! Я уверен в том, что вам удастся его уговорить.
Она нахмурилась. Как же он не понимает – ей вовсе не хотелось, чтобы отец плясал под ее дудку. К сожалению, ни под чью другую он плясать не соглашался.
– Здесь совсем другое дело, ваша светлость. Мне приходилось ломать комедию для его же блага, я пыталась сделать все возможное, чтобы он сохранил приход, потому что сам он был… слишком болен и не мог выполнять все свои обязанности.
17 
