Леди Изабелла превосходно играла роль равнодушного наблюдателя, причем с таким искусством, которое можно было ожидать только от нее. Она внимательно прислушивалась к другим и смеялась шуткам кавалеров, которые сидели по обе стороны от нее; торжественно заверяла их, что если когда-нибудь окажется помещенной в монастырь, то обязательно сбежит из него в первые же двадцать четыре часа.
— Только подумайте, быть запертой в монастыре с таким обилием женщин! — воскликнула она. — Уверяю вас, Я просто умерла бы от скуки.
Как заметил герцог Мелинкортский, только Хьюго Уолтхем и принцесса де Фремон выглядели серьезными и обеспокоенными. Хьюго потому, что таковым было его привычное состояние души, а принцесса из-за своей мягкости и добросердечности.
Принцесса де Фремон искренне сочувствовала страданиям этой девушки, сбежавшей из монастыря. Обладая гораздо более развитым воображением, чем остальные гости, принцесса могла представить себе в некоторой степени ужас человека, оставшегося абсолютно одиноким в этом мире, без крыши над головой, без защиты и совершенно без средств к существованию.
Отчасти для того, чтобы как-то успокоить хозяйку дома, а может быть, испытывая тревогу, как бы кардинал не заподозрил его в том, что он пытается отвести от себя подозрения или сменить тему разговора, герцог проговорил:
— Если страже вашего преосвященства не посчастливилось обнаружить ту молодую девицу в непосредственной близости от монастыря, вероятно, можно допустить из логических соображений, что она могла бы сбежать с каким-нибудь бродячим торговцем или отыскать способ напроситься к кому-нибудь в попутчицы, для того чтобы пересечь всю страну и пробраться в Испанию или в Италию.
Прежде чем кардинал успел вымолвить слово в ответ, гости услышали возглас принцессы:
— Но как же она умудрилась сбежать с кем-нибудь? — удивленно спросила она. — У послушниц в монастыре нет ни единого шанса познакомиться или даже просто поговорить с мужчиной-мирянином.
— Да, в самом деле, — согласился герцог. — Я не подумал, что они живут там совершенно уединенно.
Теперь уже кардинал наморщил лоб, обдумывая предположение герцога.
— Дело в том, что послушницы в монастыре де да Круа иногда ухаживали за больными, — проговорил его преосвященство, — а также за всеми проезжими путешественниками, которые иногда просили о помощи.
— И вы думаете, что ваша беглянка могла познакомиться с кем-нибудь из них? — спросила принцесса.
— Мадам, теперь я уже и представить себе не могу, что думать, — учтиво ответил кардинал. Принцесса откинулась на спинку кресла.
— У меня вызывает сильнейшее беспокойство тот факт, что молодая девушка может исчезнуть так, что впоследствии оказывается невозможным отыскать хоть какой-то след. И я не могу понять, как ваше преосвященство может спокойно говорить обо всем этом.
— Совсем наоборот, уверяю вас, мадам, вся эта история принесла мне немало тревожных мыслей, — возразил принцессе кардинал. — Но теперь все наши волнения по этому поводу близятся к завершению. Сейчас даже не могу объяснить, почему я не посоветовался с графом Калиостро раньше; ведь это как раз тот человек, который безошибочно мог бы указать, в чем именно заключается тайна бегства послушницы. Единственным оправданием для меня может служить то, что, когда мы встречаемся, всегда находится множество других и гораздо более важных вопросов, требующих решения и обсуждения.
— Например, таких, как изготовление золота? — с оттенком резкости спросила принцесса.
— Именно, — подтвердил кардинал.
Герцогу Мелинкортскому показалось, что между хозяйкой дома и принцем де Роганом внезапно возникло некоторое напряжение. Герцог никак не мог объяснить себе, почему принцесса де Фремон проявляет такую заинтересованность в судьбе совершенно незнакомой ей молодой девушки. Наконец он решил, что во всей этой истории, скорее всего, кроется какой-то глубокий тайный смысл.
Повернувшись к даме, сидевшей слева от него и, судя по ее замечаниям о присутствующих гостях, хорошо знавшей о взаимоотношениях в высших слоях парижского светского общества, его светлость поинтересовался, кем была хозяйка дома до того, как вышла замуж за принца де Фремона. Дама назвала ему имя, которое заставило герцога вздрогнуть.
— Неужели? — удивился он. — Но в таком случае она доводится родственницей кардиналу?
— Ну разумеется, так оно и есть, — ответила его собеседница. Отец принцессы доводился кузеном его преосвященству. Она росла в очень бедной семье, и, как я слышала, для нее выйти замуж за принца де Фремона означало воистину блестящую партию. Ведь он унаследовал огромное состояние и одно из самых лучших имений в Арденнах.