— Примерьте, — распорядилась герцогиня. — О, но это же просто чудо! Ручаюсь, что вы сами себя не узнаете, когда я закончу.
Эта угроза, принятая Леоной с восторгом, была с блеском исполнена, когда двумя часами позже она взглянула на себя в длинное зеркало и действительно увидела перед собой особу, совершенно отличную от той робкой, застенчивой девушки, которая переступила порог спальни герцогини.
Ее переодели с ног до головы, кожи касалось тонкое шелковое нижнее белье, волосы были уложены и завиты горничной герцогини по самой последней моде.
Ее носик был слегка припудрен, а алые губы чуть подкрашены помадой.
— Смотрите не перестарайтесь. Мари, — наставляла герцогиня свою горничную. — Она молода и не нуждается в особых ухищрениях.
— Однако ma'm'selle est ravissante!14 — воскликнула та в ответ, и Леона догадалась, что среди тех качеств, которые больше всего восхищали герцогиню в французах, не последнее место занимали умелые пальцы и хороший вкус ее горничной.
— А теперь платье, ma'm'selle, — обратилась к ней Мари, после того как наконец застегнула вокруг ее шеи ожерелье из мелких бриллиантов.
Платье сидело на Леоне как влитое. Нежно-голубые, шитые серебром ленты поддерживали грудь и обрамляли изящными складками шею. Белый газ с серебряными блестками ниспадал до самых пят, поверх него было надето серебристо-голубое боа.
— Теперь дайте мне взглянуть на вас, — скомандовала герцогиня. — О, Мари, веер и браслет, под пару ожерелью!
Она отступила на шаг полюбоваться произведением своих рук. Леона посмотрела в зеркало и увидела совершенно незнакомую и очень красивую юную девушку, которая прежде никогда не привлекала к себе ее внимания.
— Неужели это я?! — невольно воскликнула она.
Герцогиня даже ахнула от удовольствия.
— Как раз то же самое скажут и другие, — заявила она со смехом. — Погодите, пока вас не увидит Джулиен.
Леона покраснела и затем пробормотала нерешительно:
— Быть может, он не заметит.
— Конечно, заметит, — ответила герцогиня. — Если только у него есть глаза, ему ничего другого не останется.
Кроме того, разве он уже не говорил, что вы прекрасны?
Прекрасны в этом старом сером платье и белой шали?
Дитя мое, где вы только купили такие вещи?
— Боюсь, что им уже довольно много лет, — призналась Леона, словно оправдываясь. — Но это все, что у меня есть.
— Ну вот, я опять за свое, начинаю говорить лишнее, — быстро перебила ее герцогиня. — Да еще в таком дурном тоне. О, моя дорогая, моя дорогая! Когда только я научусь сдерживать свой язык? Герцог часто упрекает меня за это, уверяю вас. Моя милая, мне вовсе не хотелось вас обидеть. Но вы сами видите не хуже моего, как подходящий наряд может вас изменить.
— Да, я понимаю, — ответила Леона. — Но, пожалуйста, не думайте, что меня задели ваши слова о моем сером платье. Я знаю, что оно выглядит ужасно, но когда у меня появляются деньги — что случается нечасто, — всегда находится множество более важных вещей, на которые их необходимо потратить, например на еду, жалованье слугам и даже на овец!
— Овец! — воскликнула герцогиня. — Кому может понадобиться покупать овец? И вам, в ваши годы, не стоит беспокоить себя по поводу счетов или выплаты жалованья. Предоставьте это вашему брату, он мужчина.
— Но война надолго задержала его за границей, — ответила Леона, — и, кроме меня, больше некому было позаботиться о ведении хозяйства в доме.
— Ox уж эти мне мужчины! Они постоянно норовят ускользнуть от нас! — подхватила герцогиня. — Всегда одно и то же. По-моему, войны до такой степени занимают их, что они могут забыть обо всех своих обязанностях. — Она рассмеялась, сверкнув глазами, и добавила:
— Но мы накажем их, вот увидите. Теперь, когда Джулиен станет оказывать вам знаки внимания — что он никогда не упустит случая сделать, — будьте с ним предельно холодны и держитесь на расстоянии. Кокетничайте с Николасом Уэстоном.
Она осеклась, заметив непроизвольную гримаску на лице Леоны.
— Он вам не нравится? — осведомилась герцогиня. — Ладно, я не стану вас принуждать. Я и сама считаю его смертельно скучным субъектом. Коли так, я разрешаю вам полюбезничать немного с герцогом, но только не слишком. Он принадлежит мне, и мне бы не хотелось, чтобы он вдруг потерял рассудок из-за белокурой головки.
— Даю вам слово, мадам, что не буду кокетничать ни с кем, — отозвалась Леона.