Особенно,... 
64 
Сейчас Тимонин испытал первый приступ отчаяния, острый, как физическая боль. Он опустил портфель, сложил ладони трубочкой, поднял голову.
– Ау, люди, помогите, – закричал он во всю глотку. – Люди…
Из горла вышли слова, похожие на хриплый собачий лай. Он кричал долго, пока, наконец, не закашлялся от дыма. В эту минуту он отдал бы все золото мира за пару глотков воды. Тимонин сел на траву, подогнул к животу ноги, уперся лбом в колени.
Он готов был расплакаться, но вместо этого встал и пошел.
* * * *
Мир уплывал из-под ног, сухая почва сделалась похожей на вязкое болото. Трясина затягивала ноги, не давала идти. Тимонин несколько раз падал, с усилием поднимался. Часто меняя направление, он шел неизвестно куда, перекладывая из руки в руку ставший тяжелым портфель.
Мысль о том, чтобы бросить свою ношу не приходила в голову. Если исчезнет портфель, пропадет весь смысл его долгого и, как выяснилось, опасного путешествия. Он не выполнит своей миссии, своей задачи. Он обманет покойного друга… Он не сможет… Мысли становились бессвязными и туманными, запутывались окончательно.
Временами Тимонину казалось, что он слышит чьи-то голоса. «Эй, Леня, Леня», – кричал какой-то мужчина где-то далеко за его спиной. Голос показался Тимонину знакомым.
«Мы тут, мы тут», – откликался другой голос, тоже, как ни странно, знакомый. Тимонин помотал головой, отгоняя это странное прилипчивое наваждение. В этом проклятом лесу людей, знакомых или не знакомых, быть не могло. Тут вообще нет людей. Он один. И точно, через какое-то время голоса удались, а потом и совсем исчезли.
Солнце взошло в зенит, но за дымом его круг не был виден, в небе угадывалось лишь светло-желтое свечение. Тимонин все шел и шел. Оступался, падал, вставал и продолжал идти. Кожа уже не покрывалась потом, оставалась сухой, как пергамент, на лбу не выступало даже легкой испарины. Губы потрескались и кровоточили. Тимонин слизывал соленые капли крови языком.
Во втором часу дня он упал навзничь и лишился чувств. К счастью, обморок продолжался недолго. Тимонин встал на карачки. Тут его вырвало мутной зеленоватой жижей, такой кислой, что свело горло. Тимонин выдавил из себя длинный тягучий плевок. Он поднялся с колен, подобрал портфель и, ощущая в коленях крупную дрожь, пошел дальше.
Второй обморок настиг его через полчаса. Этот обморок был дольше и глубже. Когда Тимонин открыл глаза, то решил, что дальше идти уже не сможет. Он задохнется здесь и сейчас, сдохнет на этом чертовом, гиблом месте. Но снова он нашел силы встать.
Лесной пожар был где-то рядом, совсем близко, но не понять в какой стороне. Стало так жарко, как, наверное, бывает в сухой финской бане. По воздуху стала слетать зола, похожая на серый теплый снег. Тимонин наглотался золы, казалось, рот забит, наполнен этой дрянью, которую почему-то нельзя выплюнуть.
Теперь Тимонин двигался значительно медленнее. Чтобы часто не падать, он выбрал новую тактику: переходил от дерева к дереву, прислонялся к стволам плечом или спиной, отдыхал. Затем намечал ориентиром другое дерево и шел к нему. Снова припадал плечом к стволу и отдыхал. Во время очередного отдыха носом пошла кровь. Чтобы её успокоить, Тимонин задрал голову кверху. Но кровотечение не останавливалось.
Тогда Тимонин снял с себя рубашку, вырвал рукав, приложил ткань к носу. И так стоял минут двадцать, пока кровь не остановилась. Он хотел поплевать на рубашку, стереть с лица запекшуюся кровь, но во рту не оказалось и капли слюны. Язык сделался жестким и шершавым. Тимонин голый по пояс с портфелем в руке, отошел от березы, споткнулся на кочке, упал.
Кровь снова хлынула носом. Тимонин, безучастный ко всему, лежал и смотрел в землю. Даже не попытался остановить кровь. На этот раз он был уверен, что больше не встанет.
* * * *
Девяткин и Боков начали поиски Тимонина ровно в шесть утра. В дорогу взяли спортивную сумку, вместившую три больших бутылки питьевой воды, припасенных Девяткиным ещё в Сергиевом Посаде, бельевую веревку, фонарь, туристический топорик с резиновой обмоткой на ручке. Гуськом они пошли по узкой не затоптанной тропинке пару километров.
Дышать стало труднее, сам дым сделался густым и едким. От него слезились глаза, и щекотало в носу и глотке. Когда тропинка кончилась, Девяткин вытащил компас, сориентировался на местности. Решили так: они идут параллельным маршрутом, зовут Тимонина, перекликаются друг с другом, чтобы не потеряться.
64 
