Но для импрессионистов с их концепцией живописи на пленэре натурщики в общем-то значили мало.
Герцог рассказывал дочери, что случаются порой потасовки учеников художников с профессиональными натурщиками, у которых первые отбирают работу.
— Я горжусь своим замком, — продолжал тем временем граф. — Моя семья владеет им уже три столетия.
— Он не пострадал во время революции?
— В этих местах были беспорядки, но не такие ужасные злодейства, как в Париже.
— Должно быть, вы очень гордитесь своими владениями!
— Бесспорно! Особенно теперь, когда могу показать их вам.
— Но меня больше всего интересуют картины, принадлежащие кисти Моне. Я жду не дождусь, когда увижу его работу, ведь они друзья с моим учителем.
— Я покажу вам ее, и, надеюсь, к концу вечера мы с вами подружимся.
Он сделал особый упор на этом слове, как будто вкладывая в него какой-то особый смысл.
— Расскажите мне, что вы приобрели за последнее время. Я слышала о ваших симпатиях к импрессионистам и вашем добром к ним отношении. Ведь им так трудно продать свои картины.
— Я считаю себя истинным ценителем живописи, — похвастался граф, — и уверен, что в будущем тем, кто сейчас пренебрежительно отзывается об этой новой школе живописи, придется прикусить язык.
— Надеюсь, я очень на это надеюсь, — подхватила Симонетта и уже шутливо добавила:
— Возможно, к тому времени окажется, что даже мои работы чего-то стоят.
— Вы уже сейчас не станете испытывать трудностей с продажей ваших картин, если только доверитесь мне, — понизив голос, проговорил граф.
Симонетта подумала, что неплохо было бы объяснить этому самоуверенному знатоку, насколько она не нуждается в деньгах, но не знала, какими словами выразить эту мысль, чтобы граф ничего не заподозрил. Поэтому она решила сделать вид, что не обратила внимания на слова графа, и продолжала рассуждать о творчестве импрессионистов.
Девушка заметила, что граф, почти не слушает, зато не спускает темных глаз с ее лица. Он рассматривал, словно оценивая ее, ничуть не заботясь о том, что ей неловко под этим пристальным взглядом.
Симонетта полагала, что бояться ей нечего. Рядом был отец, к тому же, посмотрев картины, они немедленно покинут дом графа и больше не будут встречаться с ним.
Но все оказалось значительно сложнее, чем она думала.
После обеда они вернулись в салон.
Граф показал им картины, украшавшие стены, в том числе и «Лето» Моне. Эта работа его друга показалась герцогу прекрасной, как он и ожидал. Симонетта, конечно, подумала так же.
У графа были и другие полотна Моне, картины Мане и полотно Сислея, полное такого очарования, что показалось Симонетте посланием из некоего фантастического мира. Она внимательно разглядывала это творение художника, совершенно забыв, где находится. Неожиданно она заметила, что графиня увлекла герцога в соседнюю с салоном комнату, и они с графом остались вдвоем.
Девушка хотела последовать за отцом, но граф схватил ее руку.
— Мне надо поговорить с вами.
— Но… картины… в другой комнате.
— У нас еще будет время. Потом.
Симонетта попыталась высвободить руку, но граф не отпускал ее.
— Прошу вас… вы делаете мне больно!
— Не правда, — ответил граф, — но я не желаю, чтобы вы ускользнули от меня. Вы очень хорошенькая, Симонетта. Такая хорошенькая, что я не могу ни о чем другом думать с тех пор, как увидел вашу прелесть.
Он говорил как-то странно, глубоким низким голосом, полным скрытого волнения, смысл которого был ей непонятен, и она посмотрела на него с удивлением.
Взгляд графа словно обжигал, и Симонетте вдруг стало страшно. Она попыталась успокоить себя. Стоило ей окликнуть отца, она оказалась бы в безопасности.
Она снова попробовала высвободить руку, говоря:
— Мне не нравится… когда меня трогают.
— Но я этого хочу, — ответил граф. — И я хочу сказать вам кое-что…
— Что же?
Поведение графа казалось ей весьма странным, но ей не хотелось устраивать скандал и огорчать отца.
— Колверт слишком стар для вас. И он не может заботиться о вас так, как могу я.
Все это время Симонетта избегала смотреть на графа, разве что бросала на него мимолетные взгляды, но теперь она пристально взглянула в лицо этого человека.
— Я наряжу вас, — заговорил граф, — и вы станете еще прекраснее. Я накуплю вам драгоценностей, подарю карету, квартиру в Париже. Вам позавидует любая женщина. Мы покинем Ле-Бо, и я отвезу вас прямо в Париж.