115 
«Как тут не вырасти какой-то штуке в надпочечнике?» — усмехнулась она. Но, конечно, усмешка эта была весьма условной. Тина ведь прекрасно понимала, что она жила жизнью целого поколения, в чем-то более, в чем-то менее благополучной. А другие люди, в том числе пережившие и не такие страдания, а войну, смерть детей и любимых, насильную эмиграцию, голод, разруху, приспосабливались к жизни и доживали до глубокой старости. Бывало, они болели другими болезнями, но никаких опухолей в надпочечниках у них не вырастало.
— Значит, такая судьба! — констатировала Тина, когда Барашков закончил свой рассказ.
И тут перед ней, как на карте, как на чистой скатерти гладкого стола, с полной ясностью развернулась история собственной болезни с бесконечно плохим настроением, с нежеланием жить, с потерей аппетита, с задержкой жидкости, с нарушениями давления, работы сердца, с видениями в глазах, и Тине стало стыдно.
— Вот и пообследовалась! — сказала она Барашкову, закусив губу. — Но я-то какая тупая! Не дала себе труд проанализировать собственное состояние!
— Все мы хороши! — ответил Барашков. — Опухоль-то нашел молодой специалист. Вон, ее сотрудник, — кивнул Аркадий на Мышку.
— И что же теперь? — Тина приблизительно знала ответ, но все-таки подняла на коллег глаза.
— Теперь все как полагается. — В голосе Барашкова звучала точно такая же уверенность, с какой он разговаривал со всеми своими больными. Тина хорошо знала все интонации его голоса и невольно усмехнулась. — Сначала уточним размеры опухоли, проконсультируемся с хирургами, оценим функцию второго надпочечника и — оперировать! Тянуть не имеет смысла. Такой криз давления, какой был вчера, может повториться в любую минуту.
Как ни была слаба Тина, но в глазах Аркадия она читала что-то еще, кроме тех прямых слов, которые он произносил вслух. В них была еще какая-то скрытая тревога.
— А где оперировать? — Тина напряглась, сглотнула слюну и поморщилась — даже глотать больно.
— Здесь, у нас! — твердо сказал Аркадий как о деле решенном, но лицо его стало таким напряженным, будто древний скульптор высек его из скалы.
— Ты ничего не скрываешь? — спросила она. — Или случилось что-то еще?
— А того, что с тобой случилось, — он сердито посмотрел на Тину, — мало, что ли?
Тина почувствовала усталость, будто провела три сложных наркоза подряд. У нее опять начались какие-то перебои с дыханием.
— Маме позвоните! — сказала она. Мышка торопливо записала продиктованные цифры номера. И началось опять — странный туман в голове, жаркая пустыня во рту, скачущая чертовщина в глазах и безумное колотье сердца. Тина ощущала то «тук-тук-тук», то «бам-бам-бам». И страх. Первородный страх удушья и остановки сердца. Не описать словами тому, кто не пережил. — Опять мне плохо. Колите скорее! — сказала она. — А то до операции не дотяну! — И через несколько минут после того, как стали хлопотать над ней Мышка, медсестра и Аркадий, знакомая уже спасительная тьма опять сгустилась над ней.
16
К лежащему на асфальте Ашоту приблизилась чья-то фигура. Человек нагнулся пониже, чтобы расслышать слова. Лежащий на асфальте произносил явно что-то нетипичное.
— Oculus dextra испортили, гады! — шептал Ашот разбитыми в кровь губами. — Не видит глаз ни черта! Вот не дай Бог, если придется глаз удалять!
Прохожий присмотрелся в темноте и увидел избитое лицо и залитый кровью правый глаз. Латинские слова произвели на него впечатление. Он понял, что Ашот не банальный пьяница, пострадавший в разборке с такими же, как он сам, бомжами.
— Давай-ка вставай потихонечку, — оглядываясь, сказал прохожий. Он поискал глазами еще кого-нибудь, кто мог бы ему помочь поддержать Ашота. Но улица казалась пустынной. В окнах домов было темно, кричать и звать на помощь бесполезно. — Подъезды домов тоже теперь запираются. Никого не дозовешься у вас в Москве! — Человек вздохнул. — Здесь рядом больница, вставай потихонечку, вдвоем доползем! — Человек присел на корточки и стал помогать Ашоту подняться. Тот, несмотря на жуткую, боль в правом боку, собрал все свои силы и встал, шатаясь, будто на ринге боксер.
— Пинали, сволочи — пояснил он. — Взгляни, друг, глаз-то хоть цел?
— Чего смотреть, все равно в темноте не видно! — ответил незнакомец. — Травма, без сомнения, есть. Надо добраться до больницы, там посмотрят, пошли!
Но Ашот застонал от боли и привалился телом к каменному больничному забору, ухватившись рукой за обломок бетона в какой-то расщелине. Его спаситель понял, что положение серьезное.
115 
