очень нудно 
27 
– Какое же неудачное время я выбрал – прийти сегодня, когда ты еще не оправилась от постигшего вашу семью горя... Но мне не хотелось тебя тревожить, пока твой муж...
Здесь голос Аркадия дрогнул. Он опустил глаза, чтобы скрыть свою ревность.
– ...пока Ян был жив. Но сегодня произошло событие, которое я не вправе игнорировать, и поэтому мне потребовалось срочно поговорить с тобой.
– Значит, Влад все еще жив, – сделала я жуткий вывод.
Все годы я надеялась, что смерть Аркадия повлекла за собой и гибель Влада и что мой сын навсегда освободился от проклятия рода Цепешей. Однако полной уверенности у меня не было, и я лишь молила Бога, чтобы ужасы прошлого не вторглись вновь в нашу жизнь.
Ночь за окошком спальни вдруг показалась мне беспросветно черной и зловещей. Подтвердились самые худшие мои опасения, которые я держала в глубине сознания, не позволяя им прорываться на поверхность.
– Да, Влад все еще жив, – подтвердил Аркадий. – В момент моей смерти он запер мою душу между небом и землей. Он сделал меня подобным себе, зная, что мне придется питаться человеческой кровью.
Я инстинктивно отвернулась. Человек, которого я любила, превратился в убийцу.
Лицо Аркадия посуровело, в голосе появился металл:
– У меня нет иного выбора, Мери. Моя гибель лишь развязала бы Владу руки. Продолжая существовать, я защищаю тебя и нашего сына.
– А сколько других жизней ты погубил за эти двадцать шесть лет?
Я ударила по больному месту. Аркадий помрачнел. Его голос стал глуше:
– Каждая погубленная мною жизнь спасет сотни, тысячи других жизней. Каждой своей жертве я клялся: когда я сумею покончить с Владом, она будет отмщена. День, когда он сгинет, станет днем и моей смерти. Ты хочешь, чтобы наш сын, его дети и дети его детей жили, неся на себе вечное проклятие? Так пусть роковая цепь оборвется на мне и со мной.
– Боже, – прошептала я. – Лучше бы мне умереть, чем видеть, в кого ты превратился. Это ведь я сделала тебя таким.
Я заплакала. Ему было невыносимо видеть мои слезы. Я не из тех женщин, кто плачет из-за любого пустяка и при малейшей опасности падает в обморок. Я сознательно убила Аркадия, чтобы он не стал игрушкой в руках Влада. Мне удалось превозмочь величайшее горе, какое может выпасть на долю человека, и жить дальше. Я убила мужа последней пулей, остававшейся в барабане револьвера. Будь там еще хотя бы одна, я бы сейчас не писала эти строки.
Я вцепилась в спинку стула. Аркадий осторожно положил свою руку поверх моей. Я почувствовала, как она холодна, но не сделала попыток высвободиться.
– Мери, дорогая, ты всегда была сильнее меня, – сказал Аркадий. – Я очень боялся, что ты умрешь. Как тебе удалось выжить?
Я рассказала ему, как сложилась моя жизнь после того выстрела.
Мы пустились в путь, едва я чуть-чуть оправилась от тяжелых родов и была очень слаба. Когда прозвучал роковой выстрел, лошади рванули с места и понесли. Их сумасшедший галоп был мне только на руку, и, кое-как удерживая поводья, я направила лошадей на север, в сторону Молдовицы. Именно туда человек, назвавшийся Эрвином Колем, должен был привезти моего сына. После случившегося я жаждала расстаться с жизнью, но мысль о малыше не позволила мне умереть. Мне удалось добраться до какого-то постоялого двора, где я свалилась в горячке. Добрый хозяин ухаживал за мной. Я бредила и без конца просила отыскать врача с маленьким ребенком. Оказалось, что врач с младенцем заезжали на этот постоялый двор, только фамилия мужчины была не Коль, а Ван-Хельсинг. Он искал молоко для ребенка, после чего отправился в городок Путна.
Я сразу поняла: это он. Едва придя в себя, я послала в Путну телеграмму на имя доктора Ван-Хельсинга, сообщив, что я осталась жива, но потеряла мужа, который был убит выстрелом в сердце.
Через несколько дней Ван-Хельсинг приехал за мной, и я вновь увидела своего малыша. Боль утраты, а потом и горячка полностью вытеснили из головы мысли о дальнейшей жизни. Единственное, мне не хотелось возвращаться в Англию. Ян Ван-Хельсинг убедил меня отправиться вместе с ним в его родной Амстердам. Так я оказалась в Голландии.
Полтора года я отвергала предложения Яна выйти за него замуж, но затем все-таки согласилась, решив, что у ребенка должен быть отец. Так я стала госпожой Ван-Хельсинг. Вскоре мы усыновили еще одного мальчика, почти ровесника моего сына.
Теперь я – мать двух взрослых сыновей. Они любят друг друга как родные братья и ничего не знают о моем страшном прошлом. Да и к чему омрачать их счастливую жизнь этими леденящими душу рассказами?
27 
