Последние отзывы

  23  

Таким образом, я занял отцовское место и, можно сказать, уже приступил к управлению хозяйством. Наша встреча с дядей была сравнительно недолгой.

Я почувствовал, что он устал и ждет, когда я уйду. Понимаю, старик привык к одиночеству, и мое присутствие в какой-то степени нервировало его. Уходя, я посетовал на волков. В моем детстве волки представляли серьезную угрозу. Неужели с тех пор ничего не изменилось? Горестно вздохнув, дядя ответил, что серые хищники по-прежнему чувствуют себя весьма вольготно, тогда я попросил, чтобы Ласло отвез меня домой. В. было согласился, затем предложил лучшее решение: он даст мне коляску и пару лошадей – тогда я в любое время смогу спокойно приезжать в замок и возвращаться обратно.

На этом мы простились. Я покидал замок, чувствуя себя гораздо спокойнее. Забравшись в коляску, я тронул поводья и покатил к дому. Поскольку дорога была только одна, то мне опять пришлось ехать мимо семейного склепа. Хотя темнота скрыла все следы совершенного злодеяния, сердце мое вновь наполнилось горечью и гневом.

Как мне жить бок о бок с местными крестьянами, зная, на какие жестокие и отвратительные поступки они способны?

* * *

ДНЕВНИК МЕРИ УИНДЕМ-ЦЕПЕШ

7 апреля (добавлено)

Сегодня я еще раз попыталась разговорить свою горничную Дуню. Как и большинство местных крестьянок, она невысокого роста, щуплая, хотя и сильная. И одевается она так же, как они: платье из грубого домотканого полотна, поверх которого надет белый фартук. Платье весьма нескромно по покрою: оно не доходит даже до щиколоток. К тому же стоит свету упасть под определенным углом, как все, что под платьем, предстает на всеобщее обозрение. Не хотелось бы поспешно обвинять крестьянок в бесстыдстве; скорее всего, такой атрибут цивилизации, как нижнее белье, им просто незнаком.

Дунино лицо отличается белизной. Волосы у нее темные, почти черные, но с рыжиной (особенно когда на них падает солнце). Все это, а также ее имя позволяет мне думать, что Дуня на четверть или наполовину русская. Девушке не больше шестнадцати, но она кажется умной и рассудительной, хотя подобно остальным слугам упорно старается не встречаться со мной глазами. Ее характер представляется мне достаточно открытым, и потому я выбрала именно Дуню, чтобы узнать, чем вызвано такое поведение слуг. Что это – трансильванский обычай или дело здесь совсем в другом? Улучив момент, когда Дуня убирала в спальне, я решила спросить ее напрямую. Услышав свое имя, девушка даже подпрыгнула. Странно: неужели слуг здесь не принято называть по именам?

Оказалось, что мы обе немного говорим по-немецки. Я сказала ей:

– Дуня, я привыкла относиться к слугам по-дружески. Прошу тебя... не надо меня бояться.

Мое недостаточное знание немецкого языка заставляло меня говорить кратко и прямо.

Услышав мои слова, Дуня сделала книксен и ответила:

– Благодарю вас, доамнэ^[10]. (Я уже знаю, что по-румынски это слово означает «госпожа» или «хозяйка») Но я вас не боюсь.

– Вот и отлично. Но я вижу, что ты боишься кого-то другого. Кого?

Дуня слегка побледнела и бросила быстрый взгляд через плечо – не подслушивает ли кто. Потом приблизилась ко мне (для английских правил хорошего тона она подошла чересчур близко, но, наблюдая за своим мужем, его сестрой и другими местными жителями, я поняла, что и в этом трансильванские манеры отличаются от наших) и прошептала:

– Влада. Воеводу... ну, графа, который в замке.

Дальнейших расспросов мне не требовалось, тем не менее я хотела услышать от Дуни подтверждение своим догадкам.

– Почему? – также шепотом спросила я горничную.

В ответ Дуня торопливо перекрестилась и прошептала мне в самое ухо:

– Потому что он – стригой^[11].

– Стригой? – повторила я румынское слово, которого еще не слышала. – Что это значит?

Похоже, мое невежество удивило Дуню. Она не ответила, только крепко сжала губы и покачала головой. Когда я повторила вопрос, горничная молча выскользнула из спальни.

* * *

ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ЦЕПЕШ

8 апреля

Я – злая... злая, греховная женщина, полная греховных мыслей. Тело моего дорогого отца, как говорится, еще не успело остыть, а я предаюсь постыдным мечтаниям.

Я даже не умею правильно молиться. Папа настолько не переносил церковь, что запрещал нам изучать ее обряды. Возможно, они с Кашей правы и никакого Бога нет. Они умные, чего я не могу сказать о себе (иногда мне кажется, что я родилась не только с искривленным позвоночником, но и с кривыми мозгами). Я очень нуждаюсь в успокоении, какого не дадут никакие умные рассуждения; я жажду божественного успокоения.

  23