Лёгкий, ненавязчивый романчик 
48 
– Дорогая, да вы никак оцарапались? – спросила я и достаточно бесцеремонно откинула сорочку, чтобы получше разглядеть рану...
Отметин было две, а не одна. Вероятнее всего, Жужанна застегивала брошку и нечаянно уколола себе шею. Я отчетливо увидела два маленьких темно-красных пятнышка, идеально круглых, с белыми точечками в центре – следами от уколов. Под одной ранкой запеклась капелька крови.
Мне сразу же вспомнилась увиденная сцена: Влад у окна этой спальни, вот он обнимает Жужанну, склоняется к ней. Следом в памяти всплыли слова Дуни: "Он ее укусил..."
Конечно, чего еще ожидать от простой крестьянской девушки, выросшей в глуши и с детства погруженной в атмосферу нелепых суеверий? Мой разум отказывался принимать Дунины слова всерьез и тут же отмел их. Но я невольно отдернула руку, будто под сорочкой Жужанны обнаружила свернувшуюся змею. У меня заколотилось сердце. Я вдруг ощутила неизъяснимый ужас. Уловив мое состояние, ребенок в животе беспокойно шевельнулся.
Нет, это не следы от брошки. Наверное, это Брут полез ласкаться и случайно задел когтями шею хозяйки... Догадку пришлось тут же отбросить: кожа Жужанны была проколота, а не расцарапана. Невозможно представить, чтобы добродушный, спокойный Брут вдруг укусил свою хозяйку. И потом, собачьи зубы не оставили бы таких следов. Кошек в доме я не видела. Спрашивается, какое еще животное могло забежать в спальню Жужанны и укусить ее?
Размер обеих ранок и расстояние между ними безошибочно указывали на... человеческие зубы... если, конечно, укусившего можно назвать человеком.
Мне не удалось скрыть своего отвращения. Жужанна его заметила и искоса поглядела на меня из-под тяжелых век, опушенных угольно-черными ресницами. Ее пальцы вновь коснулись раны. Жужанна глядела прямо перед собой, а выражение ее лица...
Выражение ее лица крайне удивило и встревожило меня. Бледные губы Жужанны изогнулись в подобии улыбки, грудь начала вздыматься, дыхание участилось, а глаза широко раскрылись, полные непонятного мне восторга. Потом они сузились до щелочек, как будто Жужанна испытывала сейчас тайное чувственное наслаждение. Она медленно и сладострастно опустила руку ниже, и ее пальцы повторили изгиб груди. Жужанна находилась в каком-то странном экстазе, и она погрузилась в это состояние целиком, совершенно забыв о моем присутствии.
"Должно быть, она сошла с ума", – подумалось мне. И не только она. Разве Влад не такой же безумец? А я сама, начинающая всерьез принимать старинные легенды и суеверия?
Жужанна одарила меня еще одним косым взглядом. На губах появилась усмешка, напоминающая оскал. Я сразу же вспомнила, что похожую усмешку видела у ее дяди и еще... у волка под окном.
– Мери, это всего лишь пустяковый булавочный укол. Не надо так беспокоиться.
– Конечно, – запинаясь, ответила я. – Я совсем забыла о вашем бульоне. Пойду на кухню. Вам непременно нужно чем-нибудь подкрепиться.
Я с облегчением покинула спальню, сбросив с себя тяжкий гнет тамошней обстановки. Даже воздух в комнате невестки казался мне ядовитым. Выйдя за порог и закрыв дверь, я глубоко вздохнула. В коридоре дышалось несравненно легче.
Ошеломленная, дрожащая всем телом, я стояла, держась рукой за стену. В глубине коридора послышались шаги. Я вскинула голову и увидела Дуню.
– Я послала Богдана за врачом, – отчиталась она.
Страх не исчез из Дуниных глаз. Но владевшая ею решимость стала от этого только сильнее. Это чувствовалось в самом облике горничной. Ее плечи распрямились, а подбородок был упрямо выпячен. Посмотришь – худенькая девушка, еще почти ребенок, но ее силе воли можно было позавидовать. Дунины пальцы сжались в кулаки. И куда только девалась ее робость? Честно скажу: Дунин боевой настрой подействовал на меня успокаивающе.
Я перестала опираться о стену и волевым усилием подавила дрожь. Для меня нет ничего более ненавистного, чем слабость. Если бы после гибели родителей я поддалась слабости, то вряд ли осталась бы жить на белом свете.
Мы с Дуней мрачно переглянулись.
– Я видела ее шею, – сказала я.
Горничная кивнула, прекрасно поняв, о чем речь.
– Она опять на ночь запирала Брута на кухне, чтобы не мешал, – сообщила она, глотнув воздуха, а потом торопливо добавила: – Он сломал schwur.
Наверное, эти слова казались ей достаточным объяснением, но меня они только смутили. Поначалу я решила, что сказанное тоже относится к собаке, чем-то провинившейся перед хозяйкой. Но, говоря о собаке, Дуня не стала бы опускать глаза и оглядываться по сторонам. Конечно же, ее слова относились к Владу.
48 
