Особенно,... 
80 
Бизя покосился на меня и вдруг спросил:
– Не хочешь за руль?
Первый раз в жизни мне не хотелось за руль. Вести махину-автобус по буеракам представлялось мне сомнительным удовольствием.
– Ты устал? – уточнила я.
– Нет, я хочу сделать тебе приятное.
– Ты сделаешь мне приятное, если перестанешь меня ревновать к каждому встречному и поперечному.
Он нахмурился, насупился, поддал газу и промолчал.
– Значит, не перестанешь, – сделала вывод я.
– Если сдохну, то перестану, – выдал он.
– Отлично! – разозлилась я. – Зашибись просто! То есть теперь мне ни с кем нельзя разговаривать, никому нельзя улыбаться! Может ты мне паранджу на морду натянешь, а, муженёк?! В доме запрёшь? У печки поставишь и настрогаешь с пяток сопливых детей?!
Не было ничего бессмысленнее и глупее начинать сейчас выяснение отношений, но меня, что называется, понесло. Наверное, если бы у меня была возможность выкурить сигарету, я бы не озверела так, но пытаться прикурить при такой тряске было бессмысленно. Да и сигареты закончились, а зажигалка завалилась неизвестно куда, когда я спасала Никитина от разъярённого Бизи.
Бизя молчал, только желвак заходил на его скуле как поршень.
– Не молчи! – заорала я.
Но он молчал. Он молчал, как молчат все сволочи мужики, когда от них требуется только одно – сказать, что он дурак, а ты умная, сказать, что он тебя любит, и от этого иногда невозможно глупеет, сказать, что он жить без тебя не может и поэтому время от времени становится немножко козлом, ведь мужиков вокруг много, а ты – такая умнющая и распрекрасная – только одна…
Ничто не выводит из себя так, как молчание.
– Останови автобус! Раз ты не хочешь со мной разговаривать, я возвращаюсь в Сибирск! Останови, или я выпрыгну на ходу в окно! – Никогда в жизни я не устраивала более безобразной сцены. Наверное, если бы мне не хотелось так есть, пить и курить, на такую глупость я бы была неспособна.
Бизя молчал, и я на полном серьёзе прикинула, как выпрыгнуть из автобуса на ходу.
И тогда он включил громкую связь. Что это означало, я понятия не имела, поэтому передумала прыгать в окно.
– Элка! – заорал Бизон во всю глотку, и его голос, подхваченный ветром, полетел через поле за горизонт. – Я тебя люблю! Прости, меня, дурака! Я не хочу, чтобы ты выпрыгивала в окно и уезжала в Сибирск! Я хочу, чтобы мы были вместе всегда и везде! Я постараюсь не ревновать тебя, хотя мне будет трудно! Потому что я люблю тебя, Элка! Люблю, как первобытный придурок! Как первый человек на земле последнюю женщину в мире!
Мне не понравилось двоякое выражение «последнюю женщину», но в целом всё было неплохо. Включая громкую связь. В салоне зааплодировали, и это придало сцене ещё большее напряжение, учитывая скорость под девяносто по бездорожью.
– Так значит, я могу попросить у Дэна сигареты и зажигалку? – решила я воспользоваться ситуацией.
От ответа Бизю избавил телефонный звонок. Он схватил трубку и минут пять слушал, что ему говорят. С каждой секундой лицо его веселело.
– Пробка на трассе из-за самой что ни на есть настоящей аварии! – наконец сказал он, нажимая отбой. – Сазону позвонил Мальцев и сообщил, что трактор вёз прицеп с навозом, его подрезала машина гаишников, трактор при торможении занесло, прицеп опрокинулся и навоз вывалился на дорогу, накрыв собой гайцов. Все живы, но дорога и гаишники в дерьме. Запах стоит страшенный. Над местом аварии вьётся рой синих, навозных мух. Проехать почти невозможно, поэтому пробка практически не движется. Мы молодцы, что приняли решение объехать по по… – Не договорив, он резко затормозил, чуть не влетев «Гелендвагену» в зад. Я чудом не вылетела в окно, успев схватиться за ручку над головой. Сзади, судя по грохоту, все повалились вперёд, выкрикнув в один голос универсальное «твою мать!»
– А вот и засада! – заорал дед, выходя из джипа и потирая довольно руки. – Там мотки колючей проволоки поперёк поля лежат, до горизонта!
Сазон немного преувеличил. Колючая проволока и правда лежала поперёк поля, но не до горизонта, а всего лишь до леса, который виднелся метрах в ста справа, и в который соваться на машинах было совершенно бессмысленно.
Пытаться убрать проволоку тоже было бессмысленно. Она лежала в несколько рядов, нижние из которых были утрамбованы в дёрн.
– Всем оставаться на местах, – приказал Бизя, выпрыгивая из кабины.
Ни Дэн, ни Герман его не послушались и выскочили из автобуса. У Бизи уже был в руках пистолет, и у Сазона тоже в скрюченных пальцах отблескивало оружие. Они бросились вдоль проволоки к лесу, пригнувшись, словно бойцы на задании. Дэн с Германом побежали за ними, и было в этом единодушном порыве столько мужской солидарности, мужского единодушия и мужского братства, что я не рискнула к ним присоединиться.
80 
