Очнулся я от того, что Никитин дул мне в рот и резко нажимал на грудь. Ничего более мерзопакостного со мною в жизни никто не делал. Пришлось ударить его под дых. Согнувшись пополам и хватая ртом воздух, Никитин крикнул:
– Козёл! Ну и достал ты меня, скотина! – И… размахнулся для ответного удара. Я успел вскочить на ноги и поставить блок. Удар не прошел, но я поскользнулся и упал в воду. Меня опять понесло вниз по течению, ударяя о встречные камни и скалистые выступы. Сил сопротивляться стихии почти не осталось.
Я попрощался с белым светом.
И тут заметил, что Никитин бежит за мной по берегу, перескакивая с камня на камень. Рискуя свалиться в воду, он с трудом балансировал на мокрой поверхности и протягивал мне руку.
– Держись! Держись, гад ты…… – Далее последовала темпераментная тирада на каком-то непонятном, эмоционально-жгучем наречии, смеси цыганского и испанского. От удивления я камнем ушёл под воду, но из последних сил вынырнул и крикнул:
– Ты кто?!
– Резидент чукотской разведки, мать твою! Давай руку, а то много интересного не узнаешь!
– Сам выплыву!
– Ну плыви, плыви, плывун… Ножки-то судорогой не скрутило?
– Не твоё дело!
– Давай руку!
– Хрен тебе, а не руку!
– Нет, давай руку, а остальные подробности оставь при себе! Хватайся быстрей, или ты разобьёшься!
Впереди река сильно сужалась, меня несло на скалу.
Я молчал и пытался плыть.
– Если ты не выплывешь, я женюсь на Беде! – пригрозил Дэн.
– Не женишься. Я убью тебя!
– Сначала выплыви, придурок!
– На каком языке ты болтал?
– Говорю же тебе, цепляйся за меня, а то разобьёшься, утонешь и ничего не узнаешь!
Каменная ловушка приближалась с каждой секундой. Дэн начал отставать, он устал, запыхался, и сил прыгать с камня на камень у него оставалось всё меньше.
Я решил, что хватит валять дурака, зацепился за какой-то камень и протянул Никитину руку.
– Хороший мальчик! – Он перехватил меня за подмышки, потом за ремень, и вытащил на берег. – Драться больше не будешь?
– Буду, – признался я, чувствуя, что меня колотит озноб, что зуб на зуб не попадает, что нестерпимо болят рёбра, руки, ноги и голова, и что снова хочется потерять сознание. – Я всегда тебя буду бить, уж извини! Рефлекс у меня такой… На каком языке ты говорил?! Отвечай, а то опять нырну в реку…
– У меня дедушка серб, бабушка серб, папа серб и мама… не то, чтобы русская.
– Значит, на сербском.
– Вроде того.
– Тогда откуда же у тебя при такой сербской родне такая русская рожа, имя и фамилия?!
– Глеб, нам нужно выбираться отсюда. Ведь неизвестно, что там наверху творится!!
Он был опять прав, и это меня взбесило. Меня всё в нём бесило, даже его сербские родственники.
А ведь теперь я обязан ему жизнью…
– Ну ничего, я тебя потом ещё допрошу, с пристрастием! – пообещал я и попытался встать на ноги. Голова закружилась, пейзаж, которым мечтают полюбоваться миллионы туристов, поплыл перед глазами.
– Допросишь, допросишь, – проворчал Дэн, взвалил меня на плечо, оттащил в кусты и куда-то ушёл. Он что-то сказал перед уходом, но я не понял, что – сознание тухло, словно пламя на сквозняке, и остатки его подкидывали только одну дельную мысль: Никитин тоже совсем не тот, за кого себя выдаёт.
Дэн ушёл, а я… по-моему, просто заснул, потому что мне приснился замечательный сон: Элка сидит на зелёной полянке и терзает ромашку – «любит-не любит». Я кричу ей: «Люблю!», на глупый цветок заканчивается на лепестке «не любит».
Очнулся я от того, что кто-то хлестал меня по щекам.
– А-а, серб… – простонал я, увидев над собой лицо Дэна. – Так почему у тебя фамилия без национального колорита?
– Здорово ты башкой буцкнулся. Тошнит?
– Я когда тебя вижу, меня всегда тошнит.
– Давай-ка, я тебя на лошадь подсажу.
– Ты вместе с лошадью с горы прыгнул?
– Нет, я нашёл пастуха, который согласился вывести нас на трассу. Он знает тут все тропинки.
Приподняв голову, я увидел, что возле кустов стоит пегая кобыла и меланхолически щиплет траву. Неподалёку, на белом коне гарцевал алтаец. Он то и дело взмахивал кнутом и гортанно вскрикивал: «Н-но!» Позади пастуха маячило штук восемь жирных коров. Мне захотелось опять уснуть, опять увидеть полянку, а на полянке Беду с бессовестно врущей ромашкой, но Никитин с пастухом взвалили меня поперёк кобылы и привязали к крупу верёвкой, чтобы я не упал.
От кобылы пахло табаком, навозом и розами. От такого странного сочетания голова опять закружилась.