— Хочется сказать, что да, но придется признать, что нет. — Для своего бомжеватого вида он очень витиевато выражался. — Но я точно, брат, скажу: стакан кипятка и крыша над головой — это уже хорошо.
— У тебя все цело — руки-ноги? Кто тебя такого коня так уделал? Ты что, не отбивался?
— Так пацаны, дети еще! Я если такого пацанчика ударю, даже вполсилы — убью сразу! Подошли, говорят, дай, батя, курить! А я уже год не курю — не на что! — он гоготнул. — Так и сказал, не курю я, пацан, и тебе не советую. Их трое подошло, а потом человек пять еще откуда-то налетело. И столько в них злости! Не столько силы, сколько злости! Повязки какие-то белые на рукавах, на них черный крест нарисован. С ног меня сбили, пинать начали. Я думаю, если задену кого — сяду потом, у них мамы-папы, а я — бомж, хоть и Возлюбленный, но отброс общества. Поднялся я на корточки и побежал, сначала на четырех, потом на двух. Слышу, они сзади догоняют и орут кому-то: «Игореха, стреляй!» И ведь, правда, пальнули, гады, только темно, промазали. Гнались они за мной метров двести. Стрелять больше не стреляли, но гнались. Я уже все, думаю, выдохся. У меня ноги больные, почки они отбили, глаза кровью залило, не вижу ничего. Тут смотрю, забор высокий, я через него и перемахнул. Думаю, раз забор, может, охрана какая есть. Слышу, сзади кричат: «Отбой, пацаны, там Дрозд в сарае, он от бабы своей свалил!» Я до кустов добежал и сознание потерял. — Он потер заскорузлой ладонью-лопатой висок. — Сотрясение у меня, наверное, ну ничего, оклемаюсь, да пойду потихонечку.
То, что я услышал, мне не понравилось настолько, что расхотелось и пить и есть.
— Дрозд в сарае — это ты? — спросил Женька.
Я кивнул. Хоть я и стал официально Глебом Сазоновым, погоняло Дрозд, данное мне детками, когда я был Петром Дроздовым, приклеилось ко мне намертво.
— Будем знакомы, — тоже кивнул Женька и посмотрел на меня, странно вывернув шею, как косые люди рассматривают иногда вблизи предмет. Я не сразу понял, что он так смотрит на меня, потому что левый глаз у него не открывался вообще, превратившись в синюю сливу, а правый он все-таки раздирал в узкую щель.
Женька вилкой подцепил размокшую сушку и закинул ее в несимметрично открывшийся рот. Я отвел глаза и не стал смотреть, как беззубый Возлюбленный справляется с размоченной сушкой. Кстати, для беззубого человека он на удивление чисто говорил — не шепелявил, чудом выговаривая все буквы, не коверкал слова.
Я отвел глаза и задумался. Мне было о чем подумать. Из рассказа Женьки следовало, что на него напали и избили подростки. Подростков было человек восемь, и на рукавах у них были белые повязки с черным крестом. Одного из них звали Игорь, и у этого Игоря было огнестрельное оружие. Подростки не рискнули преследовать Женьку на территории школы, потому что знали, что «Дрозд в сарае, он от своей бабы свалил». Значит, подростки эти учились в моей школе. Или, по крайней мере, некоторые из них.
* * *
Неделю назад, когда в городе начались первые толчки, в школу пришла Ритка Грачевская, инспектор по делам несовершеннолетних, курировавшая нашу школу. Всегда подтянутая и веселая, Ритка была встревожена, не накрашена, и чем-то сильно расстроена. Она была в форме капитана милиции, хотя редко ходила в погонах, предпочитая узкие брючки и свитера.
— Слышь, Петь, — начала она.
— Глеб, — поправил я, не собираясь мириться с не своим именем.
— Глеб, — кивнула Ритка. — Пойдем в учительскую, поговорить надо.
Мы устроились в учительской, Ритка в дерматиновом кресле, я — верхом на стуле, спинкой подперев подбородок. Я никогда не видел Ритку в таком виде, поэтому приготовился к тому, что не услышу ничего хорошего.
— Петь, тьфу, Глеб, тут такая история, вся инспекция на ушах стоит! У нас, конечно, план на группировки, и в некотором смысле для нас это подарок для галочки, но такое…!
— Какой Галочки? — испугался я. — Скинуться что ли надо?
— Галочка, Глеб, тьфу, Петь, это отметка в отчетности, усек? Понимаешь, — Ритка достала из кармана кителя пачку дешевых сигарет и спросила:
— Можно?
— Кури, — кивнул я и открыл фрамугу, впустив в комнату поток морозного воздуха.
— Понимаешь, как это ни несуразно звучит, у нас в инспекции существует план, его спускают сверху, и зачастую, чтобы поставить галочку о проделанной работе, на какие только ухищрения не приходится идти! Наши иногда писающего пацана в кустах ловят и тащат на учет ставить, для галочки. Но самое ужасное, это план по группировкам. Где взять преступные группировки подростков для галочки, если их нет? Вот мы их и выдумываем, чтобы наверх отчетность отправить. Иногда до смешного доходит. Идешь на дискотеку дежурить, смотришь, ага, Вася Пупкин поздоровался за руку с Ваней Попкиным — ура, группировка! Парням потом в армию идти, в институт поступать, их любой по компьютеру пробьет — бац! — член преступной группировки. Мы-то, инспектора, знаем, что это фигня полная, но для других — член! Короче, кроме придуманных, не было у нас группировок, хоть тресни! До недавнего времени. И вот неделю назад в городе началось такое! Слышал про Андрея Хабарова?