Последние отзывы

  17  

Я на карачках облазил весь сортир, подключил двух пацанов, но мобильника так и не нашел. Видно, его прикарманил тот, кто зашел в туалет сразу после меня.

— Это что? — сунул я бутылку под нос двум восьмиклассникам, помогавшим мне искать телефон.

— Бутылка, — честно глядя мне в глаза, сказали хором они. — С мешком и наперстком.

Я треснул бутылкой себе по коленке и ушел. Пропавший мобильник меня волновал меньше, чем эта вонючая бутылка. Кто-то бросил мне вызов, а я понятия не имею, кто, и даже не могу разобраться в этих гнусных приспособах. Прозвенел звонок, но у меня было «окно». Я нашел на первом этаже пустое ведро, налил в него воды и пошел в сарай.

Возлюбленный ползал в углу, в руках у него была рулетка, он что-то вымерял.

— Слышишь, брат, — сказал он, когда я зашел, — ты так и не сказал как тебя зовут.

— Глеб Сазонов, — я поставил ведро около умывальника. — Помойся, там под столом таз есть.

Женька криво улыбнулся разбитым ртом.

— Я тут это, печку тебе положу, а то с буржуйкой — это не жизнь.

— Это что? — я поднес к его чуть приоткрытому глазу бутылку.

Женька посмотрел на нее внимательно и серьезно, словно сразу понял всю важность задачи.

— Бутылка. С мешком и наперстком.

— Ясно. Я закрою тебя на замок снаружи, а то вся школа всполошилась, что мой коттедж не закрыт.

Женька кивнул, я вышел и навесил снаружи тяжелый замок, но закрывать его не стал, просто пристроил скобу так, чтобы он выглядел как закрытый.

Честно говоря, я думал Женька знает всю изнанку жизни, а то, что бутылка из этой области, я не сомневался.

Из учительской я позвонил в инспекцию по делам несовершеннолетних.

— Грачевскую, пожалуйста, — попросил я дежурную.

— По школам, — отрезала она.

Это означало, что Ритка может появиться в школе с минуты на минуту, а может и к вечеру. Это означало, что ответ на свой вопрос я получу не прямо сейчас. От злости и беспомощности я размахнулся и швырнул бутылку в угол. Она, ударившись об стенку, сделала два бодрых скачка, и закрутилась в центре учительской, будто ей решили поиграть в бутылочку.

Дверь открылась, зашла Марина. Видимо, у нее тоже было «окно», и она не прочь была снова оказаться со мной наедине.

— Ой, — округлила она красивые глазки, — бутылочка! С мешком!

— И наперстком, — закончил я за нее. Мне надоело радоваться чужой наблюдательности.

— А зачем? — спросила она.

Глупо было надеяться, что учительница музыки и рисования знает то, чего не знает Женька Возлюбленный. Ничего не ответив, я вышел из учительской. Если честно, я боялся нахамить Марине. Марина не виновата в том, что она смазливая блондинка, а у меня стойкая аллергия на смазливых блондинок. Вот только Беда этому не верит.

В пустынном коридоре меня осенило, что за бутылкой, судя по тому, как она любовно изготовлена, должен кто-то прийти. Идея посидеть в засаде мне не понравилась, но, похоже, это был единственный способ установить хозяина загадочного устройства. Я направился к туалету, размышляя о том, явится изобретатель за своим шедевром или нет. Я так погрузился в проблему, что поймал себя на том, что бормочу под нос как городской сумасшедший. В конце концов, я решил: это глупость — сидеть в засаде, да еще во время урока, и зашел в сортир по прямому назначению.

Когда я собирался выйти из кабинки, скрипнула дверь. Я понял, что в туалет зашел кто-то еще. Я вскочил на унитаз, чтобы внизу, из-за перегородки не было видно моих ног, и проклял свою инициативу по поводу добротного ремонта школьных туалетов: в пластиковой кабинке и мечтать не приходилось о щелях, у меня не было ни малейшего шанса подсмотреть, кто это зашел, и что он будет делать.

Их было двое.

— Ну, — сказал один голосом Игоря Грибанова из мужского одиннадцатого «в» класса, — давай!

— Слушай, — кому принадлежал второй голос, я не смог определить, средненький такой был голосок — никакой, — ты это, подожди до завтра, завтра все сразу принесу.

— Сколько ждать-то можно? В долг не дам.

— У меня аванс завтра, я в хлебном киоске ящики таскаю.

— В долг не дам.

— Может, это возьмешь?

— Откуда у тебя?

— Нашел.

— Ладно, давай.

Они зашуршали чем-то. Я подскочил на унитазе в полный рост, чтобы поверх перегородки увидеть, чем они там обмениваются, но опоздал. Грибанов уже выходил из туалета, я видел только его крупную руку на ручке двери, сильное плечо и светлый затылок. Грибанов был одним из первых, кого я зачислил в мужской класс. Его мать оказалась самой настырной, самой энергичной, и самой платежеспособной из родительниц. Она перечислила на расчетный счет столько спонсорских денег, что Ильич, довольно потирая ручки, сказал: «Давай, Петька-Глеб, набирай свой пацанячий класс, а там посмотрим, что с ним делать».

  17