Особенно,... 
67 
Сейчас он скажет: «Какая Элка? Какие тапочки? Понятия не имею о чем это вы!» И я вынужден буду ему поверить.
Парень захрипел выразительно — я переусердствовал с нажимом на его горло. Пришлось ослабить хватку.
— Там, во дворе, летняя кухня, ключ у отца, я не знаю…
— Рома! — заорал откуда-то сверху женский голос и выдал тираду на незнакомом тарабарском языке.
— Скажи, что все нормально, — тихо приказал я. И добавил: — Только на великом русском!
— Сейчас приду! Это соседи! — крикнул парень.
Нужно было торопиться, потому что было неизвестно, сколько сможет старший научный сотрудник прогонять по ночным улицам старого цыгана. По пути к выходу мне попалась тесная кладовочка с тяжелой щеколдой снаружи. Я впихнул туда парня.
— Сиди тихо! И все будет хорошо.
Он послушался меня. Я бы на его месте тоже послушался.
Летняя кухня — одноэтажная пристройка к дому, — находилась с торца дома.
Я быстро ее нашел. Окошко там было маленькое, с одинарной рамой. На двери висел массивный навесной замок. А чего я еще хотел?
Я взвесил все за и против — расстреливать замок, или потихоньку выдавить раму? Решив, что патроны еще пригодятся, локтем ударил в раму, и она с тихим звоном плюхнулась внутрь. Собаки зашлись в новом приступе лая, но, перекрывая его, из кухни раздалось мычание. Когда я рыбкой нырнул в окошко, то думал о только том, что парень, наверное, пошутил и отправил меня в коровник. Внутри было темно, но запаха стойла не ощущалось. Я зря не снял куртку, потому что застрял в узком окошке до пояса — ноги на улице, плечи и голова в темном пространстве.
— Элка? — крикнул я негромко, пытаясь протиснуться внутрь. Опять замычали, и я признал, что коровы так не мычат. Так вполне могла мычать Элка.
— Элка! — заорал я и изо всех сил дернулся вперед.
И тут я почувствовал, что кто-то схватил меня за ноги.
Я так удивился этому обстоятельству, что даже позволил дернуть себя назад. Это был кто-то не очень сильный, потому что он практически не сдвинул меня с места. Я лягнулся, как молодой жеребец. Руки, державшие меня, разжались, что-то хрустнуло под моей ногой, застонало и отлетело со звуком плюхнувшегося мешка. Я в отчаянии дернулся и прорвался таки в этот сарай, порвав по бокам куртку.
— Элка, черт тебя побери!
Понятия не имею, что буду делать, если это не Элка. Мне показалось, что я вечность шарил по косяку в поисках выключателя. Наконец нашел плоскую кнопку, нажал и одновременно зажмурился, чтобы не сразу увидеть, что я напрасно разорил это цыганское гнездо. Вспыхнул свет через веки, и я разлепил их медленно, как в детстве, когда мне обещали, что под елкой будет подарок.
Подарок сидел на железной кровати, весь обмотанный скотчем с тщательностью, которую проявляют к грузам, которые нельзя кантовать. Под плотным слоем прозрачной ленты несомненно была Элка, и судя по выражению ее лица, она была не очень рада меня видеть. С нее не сняли очки, зато запечатали рот широким скотчем. Я подошел и дернул ленту изо всех сил. Стон слился с воплем — никогда не слышал, чтобы Элка так орала. Кожа вокруг ее губ стала ярко красного цвета, словно там долго стоял горчичник.
— Спокойно, Элка, это эпиляция. Я Дубровский, — нашел силы пошутить я.
— Только я не Машка, — огрызнулась она.
— Не Машка, — не стал я перечить, отдирая от нее метры прозрачной ленты и сворачивая ее в липкий большой рулон.
Она была в своей расстегнутой дубленке, майке, джинсах и тапках на босу ногу.
— Как ты здесь очутился?
— Это ты как здесь очутилась!
— Господи! Ты все мне испортил!
— Я?! — Я замер на секунду, потом стал заматывать ее скотчем в обратном направлении. Он плохо прилипал, но ничего, я справлюсь.
— Эй! Что ты делаешь?!
— Отыграю все назад, чтобы ничего тебе не портить! Сиди в цыганском сарае, связанная по рукам и ногам, получай свой кайф. — Я попытался заклеить ей рот.
Беда лягнула меня в колено, тапка слетела с ее ноги. Конечно, она попала в простреленную ногу. Я заорал как теленок на бойне.
— Ты чего? — удивилась Беда.
— Я?! Понимаешь, прогуливался ночью по юго-западному жилмассиву, вдруг вижу — дом красивый. Думаю, дай зайду, может, там моя Элка сидит, чаем угостит. Пока шел, пулю словил, представляешь?
— Низковато целились, — огрызнулась она, и сама стала выпутываться из липкого плена.
Я приладил ей тапочку обратно на ногу.
67 
