— Слушай, Сапта, — взмолился я, — хватай дежурную опергруппу и гони к черному входу. Там, в елках, стоит ритуальный автобус, в нем гроб с оружием, наркотиков на миллион, и цыгане, которые всем этим торговали…
— Подождите, Сапта пишет! Ёлки, ружья, автобуса, гроб, цыгана…
— Шуруй быстрее, Сапта, миленький!
— Шуруйбыс, Сапта, маленький…
— Уйдут цыгане! — заорал я.
И снова повисла тишина.
— Эй!
— Сапта дежурная.
— Хватай опергруппу и к черному входу! Там автобус ритуальный. Тебе премию дадут!
— А цыгана живая?
Я вспотел.
— Была живая.
— А гроб зачем?
— Так автобус ритуальный!
— А елка зачем?
— А как без елки?
Сапта замолчал. Я подумал, а не позвать ли мне Плюшко, может, он силен и в психологии тувинцев?
— Так ты идешь, Сапта?! — спросил я эфир без всякой надежды на ответ.
— А кто говорила?
— Фантомаса.
Я бросил трубку. Будь, что будет. Все, что смог, я сделал.
* * *
— Куда едем? — спросила Беда, когда я обессилено плюхнулся в машину.
Я пожал плечами. Я устал думать, стрелять, говорить и шутить. Мне даже не хотелось вести машину, и я был искренне рад, что за рулем Беда. У меня сильно разболелась нога. Так сильно, что я бы не отказался от какого-нибудь обезболивающего.
— Куда едем? — повторила Беда.
— Там Салима волнуется, — подал голос Возлюбленный. — Девочки не спят. Поедем, успокоим!
Элка пожала плечами, и мы поехали.
— По-моему, это дело надо обмыть, — сказала Беда, когда мы остановились у ее дома.
— Я не пью, — чересчур поспешно выпалил Александр Григорьевич.
— И я не пью, — поддержал его я.
— А я пью! — возвестил вдруг Женька и тихо добавил:
— По-моему, мы чудом остались живы!
— И я пью, — Беда вышла из машины и захлопнула дверь. — Раз уж жива осталась.
Я тоже вышел и с чувством острой горечи осмотрел свою «селедку». Кузовного здесь на гораздо большие деньги, чем стоит сама машина. Придется Панасюку и правда пообещать золотые горы. Куплю только краску, шпаклевку, малярный скотч, с остальным он справится.
— Господа! — без автомата Плюшко снова заговорил светским тоном. — Я могу сходить в киоск за бутылкой.
— Пошли, — усмехнулась Элка. — У Салимы и Надиры в баулах все есть. Даже водка.
Мы гурьбой зашли в подъезд. Я вспомнил, что оставил кейс в машине, но решил — черт с ним.
Не успела Элка позвонить, Салима открыла дверь. Она открыла дверь, увидела нашу компанию и, по-бабьи всплеснув руками, затараторила:
— Мальчики! Как я волновалась! Глеб! Что с вашим лицом? Опять пуля? Эллочка! Ты вернулась?! Слава Аллаху! Я же говорила, что все будет хорошо! А где песик?
— В надежном месте! — я отодвинул ее и вошел в квартиру.
Испуганной тенью из коридора в комнату метнулся крупный силуэт Надиры. Не удержавшись, я показал ей «козу». Надира зажмурилась и прижалась к стенке, как делают это в фильмах особо женственные героини. Визжать она не стала, и я сказал ей «Спасибо», отчего она плотнее вжалась в стену.
Элка скинула свою дубленку, тапочки, и посиневшими ногами протопала на кухню, довольно уверенно лавируя между баулами.
— Александр Григорьевич Плюшко, бывший старший научный сотрудник, — Плюшко схватил Салиму за ручку и припал к ней долгим поцелуем. Салима зарделась, Женька нахмурился зеленым лицом. Плюшко отлип от Салимы и протянул ему руку:
— Плюшко, бывший старший, бывший научный… Мы ведь так и не познакомились. Вы так вовремя пришли мне на помощь! Представляете, Глеб, когда старый цыган понял, что я пудрю ему мозги, гоняя по ночным улицам в поисках угнанного джипа, он меня чуть не убил. И вдруг мимо нас медленно, без фар, проезжает «Прощальный кортеж» по направлению к его дому. А там калитка открыта. Цыган бросился к дому, а ваш друг меня посадил в автобус, и мы обсудили, как будем действовать дальше. Я, конечно, опешил немного: ритуальная машина и ваше лицо зеленое в ночи — не для слабонервных! Но… большое вам человеческое спасибо! — Плюшко схватил худыми ручонками лопатообразную лапу Возлюбленного и затряс ее с энтузиазмом старого, доброго знакомого. — А вас как зовут?
— Возлюбленный, — буркнул Женька, — Бывший заключенный.
— Что вы говорите? — удивился Плюшко и отпустил его руку.
— Женька у нас терпеть не может, когда к его женщинам пристают всякие нахалы, — вышла из кухни Беда. — Он их просто мочит. Слушайте, а что за разгром на кухне? Дырка какая-то в стене… Вы что, тут так освоились, что расширяться начали?