Торгашиху они прождали до вечера.
В четыре года Никите подарили пупса. До этого всегда дарили заводные машины и пистолеты, а тут вдруг – пупса. Правда, пупс был непростой. Он был темный, как шоколадка, с веселыми глазами, очень кудрявый и почти голый – в одной только набедренной повязке. Никита любил пупса втайне, потому что мальчишкам в куклы играть стыдно. Он его использовал только в качестве пассажира заводных машин. Но однажды на его машину наехал автомобильчик его друга по имени Март, и пупс свалился на ковер.
– Все, – сказал Март, – автомобильная катастло-фа. Он лазбился.
Пришлось пупса похоронить. Они закопали его в землю во дворе и поставили крестик из прутьев. Когда Март ушел, Сытов поплакал маленько над могилкой.
Торгашиха оказалась таким же местным информбюро, как и Попелыха, но с политическим уклоном. В Сытове она сразу же признала «того самого», из телевизора.
– Что творится! – запричитала она. – Что творится! В стране бардак! Как мы раньше жили! Как жили! А этот твой – шабашник он, их тут человек пять понаехало, свинарник строят. Ты посмотри, раньше порядок какой был, при Брежневе! Все работали, не ленились. А сейчас языком – ля-ля-ля! Митинги, митинги... в жопу такое правительство, в жопу! Ельцин страну распустил... так и передай!
– Я передам, – пообещал Сытов.
– А к свинарнику недалеко ехать. Они там в вагончике живут. Пьют все больше. Ведь раньше ж, смотри, разве так пили? А теперь кооператоры-хераторы, ворюги-бездельники...
Сытов ретировался, но она напирала на него мощной тушей до самых ворот:
– Сажать всех! Сажать, или сдохнем! Все!
Кэт любила ровную дорогу и скорость. А они уже час плутали по каким-то ухабам и жуткой грязи. Сытов стал чужой, как по телеку, с заострившимся лицом. Он в темноте искал какой-то свинарник, путался в дорогах, бурчал что-то себе под нос. Кэт захотелось или опять в избушку, или уж в Москву.
Наконец они в расступившемся пролеске увидели вагончик, в нем горел слабый огонек. Сытов просветлел лицом. Он остановил машину довольно далеко от вагончика.
– Беби, посиди недолго, я сейчас, – он чмокнул Кэт в щеку. Она заулыбалась, сразу забыла про избушку и Москву, обхватила его шею руками:
– Сытов, ну Сы-ытов!
– Потом беби, потом, – он силой разорвал кольцо ее рук, вышел из машины.
– Беби, беби, – передразнила его Кэт и опять загрустила.
Сытов вошел в вагончик. Он чуть не задохнулся от смрада: пелена табачного дыма, винный перегар, запах застарелых грязных носков и еще чего-то, отчего рвотный спазм сжал горло. Сытов огляделся. Два мужика, «сверкая» грязными пятками, лежали на животе, на груде тряпья, бывшей, видимо, постелью. Двое других сидели за столом, еще не сломленные, и из граненых стаканов наливались красным дешевым вином.
– Че те, б..... мужик? Надо че? А? – спросил Сыто-ва сидевший к нему лицом то ли лысый, то ли лобастый тип. Сытов обошел лежащих, глянув на их руки, посмотрел на руки пьющих – татуировок не было.
– Где Лешка? – спросил он.
– Лешка? – выпялился лобастый. – А ... его знает. Как вчера ушел утром, так и нет до сих пор. Вещи вроде тут все оставил, – мужик кивнул на небольшой чемодан в углу. – Придет, куда на .... без вещей денется!
Сытов секунду колебался. Затем быстро прошел в угол, взял чемодан и вышел из вагончика.
– Э-эй, мужик! – услышал он пьяный вой, закрывая за собой дверь.
Сытов не побежал. Он спокойно, даже размеренно пошел к машине. Когда услышал за спиной запинающуюся возню пьяных ног, развернулся, коротко и не очень сильно ударил сначала одного, потом другого. Они упали. Лобастый тяжело поднялся и, размазывая по лицу кровь, поволокся обратно к вагончику, помогая себе руками отрываться от земли. Другой так и остался лежать, не двигаясь. Сытов пошел, напружинив мышцы, – чемодан был тяжелый.
Кэт вышла из машины по нужде и залезла в кусты. Она поцарапала о ветки руки, лицо, даже попу.
«Придет Сытов, пожалеет», – подумала она и тут увидела Сытова – со спины.
С каким-то чемоданом он уже подходил к машине. Сытова нагонял страшный мужик с головой, похожей на огромную голую шишку. В руках у мужика было... Это же такая штука, из которой по телеку...
– А-а-а! – истошно закричала Кэт и в нечеловечески длинном прыжке к Сытову налетела на выстрел.
Сытов услышал не выстрел. Он услышал, как кричит Кэт, и ринулся на крик. Она, согнувшись пополам, приземлилась на бок. Лобастый, отбросив обрез, кинулся бежать. Сытов оторвал ее руки от живота, ощутив под ладонями кровавое месиво.