Селеван мог это понять. Мог даже прокрутить слова друга в уме и по большей части согласиться с ними. Но согласие требует интеллектуального усилия и не имеет ничего общего с сердцем. Яго, у которого нет детей и внуков, легко принять такую философию. Потому-то молодёжь так любит с ним общаться. Они изливают душу, он слушает. Обращаться к нему со своими секретами так же безопасно, как к стенке.
Но что толку в такой стене? Ведь она не скажет: «Постой. Не делай из себя дурака», или: «Ты, чёрт возьми, ведёшь себя неправильно», или: «Верь мне, я прожил на шестьдесят лет дольше, чем ты, а это что-то значит, иначе какой смысл в моей жизни?» Кроме того, разве родители и деды с бабушками не имеют права учить своих отпрысков? Разве не они определяют, чем должны заниматься дети до конца своих дней? Вот и его родители решили за него. Возможно, ему это не нравилось, он этого не хотел и не выбрал бы для себя такой путь, но разве ему стало хуже оттого, что он забросил свои мечты о флоте и прожил достойную жизнь на ферме?
Яго смотрел на друга, подняв кустистые брови над оправой допотопных очков. Выражение его лица свидетельствовало, что он догадывается о мыслях Селевана и не спорит с ним.
— Когда получше узнаешь их, — продолжил Яго, — тогда перестаёшь тревожиться и нервничать, если они делают то, что тебе не нравится. Молодые никогда не слушают взрослых. Ты слушал?
Селеван опустил глаза. Он слушал. Поступил так, как ему велели. И, сделав это, всю жизнь жалел.
— Чёрт возьми, — вздохнул он и обхватил руками голову.
— Вот то-то и оно, — сказал Яго.
С утра Би Ханнафорд пребывала не в духе, и встреча с детективом-сержантом Барбарой Хейверс из Нью-Скотленд-Ярда облегчения не принесла. Би предложила ей остановиться в «Солтхаусе» и досконально проверить всё то, что Томасу Линли удалось выяснить о Дейдре Трейхир. Би знала, что Хейверс много лет работала с Линли в Лондоне, и если кто-то способен был что-либо выжать из этого человека, то, конечно же, это Барбара Хейверс.
Однако Ханнафорд начала жалеть о том, что согласилась на предложение помощника комиссара Дэвида Хильера прислать на помощь в расследовании убийства бывшего напарника Линли. Когда Би спросила Хейверс: «Какая есть информация от суперинтенданта о мисс Трейхир?», та сказала: «Он утверждает, что эта девушка тут ни при чём, но продолжает работать». Такой ответ Ханнафорд не устраивал. Она стала подозревать Хейверс в отсутствии лояльности и в том, что та её обманывает.
Ханнафорд сама встретилась с Линли. Он доложил о своей поездке в бухту Пенгелли, и Би почувствовала, что Линли глубоко заинтересовался Кернами. Что ж, это важно и в любом случае не мешало бы всё проверить, однако плохо то, что Линли не копается в прошлом Дейдры Трейхир.
Ветеринарию явно врёт. Взять хотя бы то, как она смотрела на Линли, когда Би увидела их вместе: смесь сочувствия, восхищения и похоти. Сумеет ли он отделить в рассказах Дейдры правду от лжи? Теперь инспектор в этом сомневалась.
От разговора с Барбарой Хейверс настроение Би стало ещё мрачнее, чем после пробуждения, хотя, казалось бы, куда хуже? Дело в том, что утром она сразу вспомнила о вопросах и комментариях сына, стало быть, сон не помог. «Почему ты ненавидишь папу? Папа любит тебя».
Пора ей снова заняться знакомствами по Интернету. Времени, правда, маловато. Ведь надо как следует изучить анкеты, вступить в переписку, попытаться понять, стоит ли тратить на человека вечер, а затем и найти возможность. А дальше… смысл-то какой? Со сколькими жабами ей придётся есть и пить, прежде чем появится кто-то, кто будет больше напоминать принца, чем земноводное? С сотнями? С тысячами? К тому же она не уверена, что ей хочется снова заводить с кем-то отношения. Она, Пит, собаки — зачем им ещё кто-то?
Би приглядывалась к Барбаре Хейверс, когда они вместе обсуждали план действий надень. Сейчас она смотрела на Барбару с профессиональной точки зрения, а не изучала её манеру одеваться. Внешний вид Барбары был прискорбным. Би казалось невероятным, что так может выглядеть взрослая женщина. В этот день на Хейверс был комковатый рыбачий свитер, который она надела поверх рубашки с кофейным пятном на воротнике. Твидовые брюки оливкового цвета были на дюйм короче, чем следовало, к тому же на вид им было лет двенадцать. На ноги Барбара надела вчерашние высокие красные кроссовки. Эту женщину можно было принять за уличную бродяжку или за пленного, бежавшего из зоны военных действий.