227 
— У меня свои недостатки. Мой брат употреблял наркотики. Его исключили из Оксфорда, его девушка умерла с иглой в руке. Брат с тех пор время от времени лечится. Я виноват в болезни Питера. Я должен был оставаться с ним, направлять его, поддерживать.
— Что ж, такие вещи случаются, — заметила Дейдра. — К тому же у вас была своя жизнь.
— А у вас — своя.
Она не сказала того, что сказала бы на её месте другая женщина в конце совместно проведённого дня: «Вы полагаете, это уравнивает наше положение, Томас?» Но Линли знал, что Дейдра так думает: как ещё она могла истолковать его слова о Питере? Несмотря на молчание Дейдры, ему хотелось изложить другие подробности, нагромоздить их одна на другую, чтобы она нашла между ними больше сходства, а не различий. Ему не терпелось добавить, что его родственника убили десять лет назад, что его самого подозревали в этом преступлении и даже продержали сутки в тюрьме. Допрашивали с пристрастием, а всё потому, что он ненавидел Эдварда Девенпорта, поскольку тот гадко обошёлся с его сестрой. Линли никогда не делал секрета из этих историй. Но сейчас он не мог удариться в воспоминания. Вдруг Дейдра решит, что он слишком уж откровенничает?
Линли страшно сожалел, что поставил Дейдру в неудобное положение. Он понимал, как она интерпретирует его реакцию на всё увиденное в этот день, хотя и старался переубедить девушку. Между ними разверзлась огромная пропасть, созданная, во-первых, фактом рождения, во-вторых, детством, в-третьих, жизненным опытом. Пропасть существовала лишь в воображении Дейдры, но у Линли не получалось объяснить это ей. Пропасть была для Дейдры реальностью.
Ему хотелось кричать: «Ты ведь почти не знаешь меня. Не знаешь, кто я, кто люди, с которыми я общаюсь, кого я люблю, что для меня важно. Хотя откуда тебе знать? Газетные статьи, таблоиды, журналы, Интернет освещают лишь пикантные, опасные, непристойные факты. О том, что происходит каждый день и что тем не менее является ценным и незабываемым для человека, там не пишут. В этих событиях нет драмы, хотя именно они определяют жизнь».
Впрочем, какая разница, кто он такой. Со смертью Хелен это перестало иметь значение.
Вернее, Линли пытался себя в этом убедить. Потому что испытывал совсем иное. Он беспокоился о другом человеке, а это говорило… о чём? О воскрешении? Линли не желал заново рождаться. Об излечении? Он не был уверен, что мечтает выздороветь. Но размышления о том, кем он является на самом деле, заставили его понять, что чувствует Дейдра: её, обнажённую, выхватил свет прожектора, несмотря на все усилия прикрыть себя одеждой.
— Мне бы хотелось повернуть время вспять, — признался он.
Дейдра взглянула на него, и по выражению её лица Линли понял: девушка неправильно истолковала его слова.
— Конечно, — ответила Дейдра, — кто бы не хотел на вашем месте?
— Я не о Хелен, — объяснил Линли, — хотя отдал бы всё, чтобы она была рядом.
— Тогда о чём?
— О том, что я сделал с вами.
— Это часть вашей профессии, — заметила Дейдра.
Не совсем так. Он ведь уже не коп. Он ушёл от этой стороны своей жизни, потому что не мог более ни одной секунды её переносить. Работа забрала у него Хелен. Если бы он знал, что в те дни, когда его не было с ней рядом, песочные часы отмеряли последние мгновения её жизни… Если бы знал, бросил бы всё к чёрту.
— Нет, вы не правы. Здесь я оказался случайно.
— Что ж, они вас попросили. Инспектор вас попросила. Сами бы вы не стали. Тем не менее предложили свой план.
— Да, — согласился Линли и тут же пожалел об этом. — Но пожалуйста, поверьте мне: если бы я предполагал… Вы не похожи…
— На них? — перебила Дейдра. — Я чище? Образованнее? Лучше одета? Что ж, у меня восемнадцать лет ушло на то, чтобы оставить позади этот ужасный… так и просится на язык слово «эпизод», но нет, не эпизод. Эту ужасную жизнь. И это моя жизнь. Она сделала меня такой, и неважно, какой я кажусь сейчас. Подобные вещи определяют нас, Томас, и они определили меня.
— Думая так, вы зачёркиваете последние свои восемнадцать лет. Зачёркиваете своих родителей и их любовь к вам.
— Вы видели моих родителей. Видели мою семью. Представляете наш быт.
— Я имел в виду других родителей. Тех, кто на деле доказал свою любовь.
— Трейхиры. Да. Но они не изменят всего остального. Не смогут. Остальное — это… остальное. И всегда им останется.
— У вас нет причин стыдиться.
227 
