с удовольствием перечитала 
17 
– Садись, Кузнецов, – вздохнула Таня и поставила большую жирную точку в журнал. – Кол тебе с минусом.
– Нет такой оценки, Татьяна Арнольдовна, – пробурчал Кузнецов и враскачку пошел за парту, словно давая понять ей, что он уже полноценный, состоявшийся самец и только по какому-то затянувшемуся недоразумению еще ее ученик.
– Для тебя есть такая оценка, Кузнецов, – Таня сделала точку еще более жирной. Журнальная бумага не вынесла такого напора и порвалась. Таня в раздражении отбросила ручку. – Есть! «Лишние люди», Кузнецов, это не те, кого время от времени отстреливали на дуэлях, это... а, впрочем... – Она махнула рукой, обозначив этим непроходимую тупость Кузнецова, и тут у нее в сумке зажужжал телефон. На уроках Таня всегда отключала звук, оставляя только виброзвонок.
Она глянула на дисплей – Глеб.
Он никогда не звонил ей во время уроков. Ни разу, за тринадцать лет нелегкой совместной жизни.
Ответить она не могла.
Но и не ответить она не могла!
Поэтому, сказав классу: «Отвечаем письменно на вопросы к параграфу восемь», Таня выскользнула в коридор с телефоном.
– Да, Глеб, – сказала она, прислонившись спиной к стене. – Слушаю твои извинения и готова принести свои.
– Танька, – услышала она голос Сычевой, – Глеб... Глебу... Глеба...
– Танюха, а я уже трезвая, – не удержавшись, похвасталась Таня. – Все сделала, как ты сказала: кофе выпила, в ванной отмокла, и теперь как огурчик! А ты почему с телефона Глеба звонишь? Вы с ним на планерке? Или вас уже заслали в очередную командировку?
– Глеб пропал! – заорала Сычева.
– Что значит – пропал? Не выходит из туалета? Так он там газеты читает и теряет счет времени.
– Глеб пропал! Он не пришел на планерку! Главный орал как резаный. Я рванула к вам домой. На втором этаже я нашла его телефон. Он весь в крови! И стенка в крови, и на лестнице кровь, и на улице, перед домом, тоже кровь! Танька, я уже ментов вызвала...
Чтобы не упасть, Таня присела на край большой кадки, в которой росла пальма. Голова опять закружилась, будто не было реанимации в маминой ванной, будто Афанасий не отпаивал ее крепким «правильным» кофе. Похмелье вернулось жестокой головной болью и тошнотой.
– Танюха, ты все это не придумала?
– Ты идиотка?!
– Нет, просто вы, журналисты, склонны все немного преувеличивать, приукрашивать и перевирать... – Таня не удержалась на краю кадки и соскользнув, упала в мягкую, влажную землю. Ноги задрались, спина уперлась в шершавый ствол, а в конце коридора, конечно, сразу же появилась Софья Рувимовна – директриса. Она всегда появлялась именно в тот момент, когда Таня или оступалась нечаянно, или случайно проливала на себя кофе в буфете.
– Я приеду сейчас, Танюха, не уходи никуда! – закричала Таня, пытаясь вывернуться из кадки и ногами нащупать пол. – Я уже еду!!
– Куда это вы едете, Татьяна Арнольдовна? – светски поинтересовалась директриса, благородно подавая ей руку и помогая подняться. – Разве у вас не урок? Зачем вы уселись в кадку?
– Я не уселась. У меня с мужем беда, – пролепетала Таня, отряхивая от земли юбку.
– С мужьями у всех беда, – вздохнула черноволосая, красивая Софья Рувимовна и потерла виски, словно давая понять, что никакие женские проблемы ей не чужды.
– У меня совсем беда, – прошептала Таня. – До крови...
– Ну, если до крови! Давайте, я подменю вас на уроке. У вас девятый «б»?
– Да.
Софья Рувимовна, не проявляя больше излишнего любопытства, развернулась на своих каблуках и направилась в класс.
– Спасибо, – прошептала ей вслед Таня.
Директриса считалась среди коллег стервой. Говорили, что она заняла руководящее кресло в столь молодом возрасте благодаря любовнику, имеющему вес в районо.
– Идите, идите, – не оборачиваясь, ответила Софья Рувимовна, – спасайте вашего мужа! Вам вообще не стоило появляться сегодня в школе. У вас такой вид, будто вы всю ночь развлекались в ночном клубе. А перегар и синяки под глазами, знаете ли, не красят учителей, особенно на первых уроках.
Таня помчалась по лестнице вниз, забыв, что сумка осталась в классе.
* * *
Сычева курила одну сигарету за другой.
Дым был абсолютно безвкусный, драл горло и не приносил облегчения. Моросил мелкий дождь, от которого было глупо прикрываться зонтом, но от которого одна за другой намокали и гасли сигареты.
17 
