110 
– Хотите заехать ко мне завтра на чашечку кофе? – спросила я женщину.
– Зачем?
– Поболтаем о том, о сём. Я могу вам многое рассказать о Пашке.
На том конце замолчали.
– Разве я могу запросто приехать на чашку кофе к такой богатой женщине, как вы? – наконец спросила меня собеседница.
– А что, богатые женщины не люди, что ли? – обиделась я. – Ко мне запросто заезжают даже бомжи с Казанского вокзала.
– Спасибо, – засмеялась женщина. – Я завтра приеду.
Так я познакомилась с Марьей Вольфрамовной. Она занималась чудесным и интереснейшим делом – воспитывала сирот и искала родителей тех, у кого их ещё можно было найти. Она рассказала, что уже год копает историю романтической любви начинающего актёра и деревенской девушки, которые встретились и полюбили друг друга на съёмках одного посредственного фильма. Как это обычно случается, девушка была молоденькой и наивной, а актёр красивым и безответственным. Он уехал, не оставив ни телефона, на адреса. А она родила через девять месяцев. Девушка была десятым ребёнком в семье, поэтому принести в подоле родителям ещё один рот она не могла. У бедняжки, наверное, от безысходности начался психоз. Она взяла ребёнка и начала скитаться по электричкам, выпрашивая милостыню. Так она добралась до Москвы. А там одному богу известно, что произошло, и почему девушка решила избавиться от ребёнка. Она подбросила младенца под дверь детской больницы. Её не остановил даже мороз, стоявший на улице. Ребёнка нашли, в тряпке, в которой он был завёрнут, оказалась записка: «Его зовут Слава Орлик, ему три с половиной месяца». Пацан прошёл тот путь, который проходят все брошенные дети: дом малютки, потом интернат.
Марья Вольфрамовна сделала всё, чтобы раскопать эту историю. На пожертвования она нанимала частных детективов, делала запросы в разные инстанции, писала и звонила на телевидение в специальную программу, где ищут людей. Но следы той девушки безнадёжно затерялись. Известно только, что звали её Ганна. А вот молодой безответственный актёр… Он стал со временем таким знаменитым, что каждая собака в стране знала его имя.
– Этот… Краснов, что ли? Который повесился? – горестно усмехнулся Славка, чувствуя, что история его происхождения не производит на него никакого впечатления.
– Ну ты тупой, Орлик! – покачала головой Ида. – Ты считаешь, что имя Краснова знала каждая собака в стране? Эй, Пашка, стервец, ты куда делся?! Выходи! Я говорила, что сегодня у тебя не последнее потрясение?!
Под потолком, на шкафу, послышался страшный грохот. На пол упала и разбилась вдребезги большая ваза.
– Извини, голубушка, – обратилась к Марье Вольфрамовне Ида Григорьевна. – У нас тут всё не как у людей. Пашка Горазон каждую ночь баздюганит, зараза!
– Подождите… подождите… – Славка бросился к Иде и потряс кресло, в котором она сидела. – Вы хотите сказать, что…
– Горазон твой папаша, тупица! – постучала его пальцем по лбу старуха. – Го-ра-зон!!
– А-а-а-а! – заорал Орлик, схватившись за голову, чувствуя, что мозги сейчас лопнут от невероятной, непереносимой новости. – А-а-а-а! – Он схватил стул и изо всех сил начал колотить им по шкафу. – А-а-а-а! – орал Орлик, выпуская наружу боль, отчаяние, удивление и… непомерную радость. – А-а-а-а!
– У мальчика сильный стресс, всхлипнула Марья Вольфрамовна. – Сильнейший! Я говорила, что не надо экспериментировать с детской психикой!
– Щас он этим стрессом Пашку-то отфигачит! – азартно потёрла руки старуха. – Ща по его призрачной анатомии настучит!!
– А вы не ошиблись, женщины? – осторожно высунулся из-за шкафа Горазон. – Ничего не напутали?!
– Путают бабки на лавках, а я устанавливаю факты, – отрезала директриса. – Вы вообще, вышли бы, молодой человек, чтобы мы в глаза ваши бесстыжие посмотрели!
Пашка сделал шаг из укрытия и тут же получил стулом по лбу. Хорошо, что лоб был не настоящий, иначе Пашка принял бы смерть во второй раз.
– Фас его, фас, фас! – заорала старуха. – Бей Горазона, Орлик!
Пашка снова нырнул за шкаф.
– То есть, вот этот дикий, шебутной мальчик и есть творение моего… – Фраза зашла в тупик из-за невозможности выразить мысль цензурно.
– Ага, – подтвердила Ида. – Именно творение и именно твоего. Да ты посмотри, у вас же одно лицо!
Пашка вдруг зарыдал за шкафом.
– Я не зря прожил жизнь! – сквозь рыдания, с пафосом заявил он.
– Ну, это как посмотреть, – не совсем согласилась старуха. – Если бы не наша дорогая Марья Вольфрамовна…
110 
