77 
– Смеёшься? В фильмах с моим участием не течёт моя кровь, фильмам с моим участием я не могу завещать свои квартиры и деньги, передать свой опыт. Фильмы с моим участием – это просто поделки, большей частью бездушные и бездарные. Так что… займись личной жизнью и внутренним ростом, Федя, займись. Тогда не так страшно умирать.
– Займусь, – пообещал Фёдор. – Ей-богу, займусь, Павел Иванович! А если вдруг девка родится, такой смысл жизни сгодится?
– Сгодится, – махнул рукой Пашка. – Только девок надо минимум три.
– Минимум три, – словно заучивая, повторил Фёдор. – А домов?
– Лучше тоже три.
– Ага, значит, деревьев целую рощицу навтыкать? – догадался Башка.
– Навтыкай, Федька! Тебе это зачтётся после жизни! Вернее, после смерти.
– Ты открыл мне глаза.
– Твоё счастье, Федька.
– Можно, я пожму тебе руку?
– Не стоит. Будешь плохо спать.
– Тогда, может, партейку? – кивнул Фёдор на шахматы. – Ты белыми, я чё…
– Какие шахматы? Какие чёрные? Беги, Федька, детей зачинай, – захохотал Горазон. – Куй своё счастье!..
– Чем?
– Куем!
– Куем… – благоговейно повторил Фёдор, глядя как Пашка скрывается за поворотом архитектурной «г».
– Пока! – попрощался из-за угла Горазон.
– Прилетай ещё, – пригласил Фёдор. – Поговорим…
Беседа с Фёдором всколыхнула в Горазоне массу чувств и небывалое количество мыслей.
Если то, что говорит Башка – правда, и у Фёдора на том дне рождении завёлся двойник, который делал вовсе не то, что делал Башка, то разгадка тайны спущенной воды бродит совсем рядом!
Вот уж дело невиданное…
Неплохо было бы поговорить с Идой насчёт двойника, только где её искать?..
Пашка бесцельно пошатался по дому, заглядывая во все углы, – может, Гошина всё же найдётся живая и невредимая, голодная, злая, с разоблачительными речами, истеричным хохотом и трёхэтажными ругательствами?
Определённо Ида должна что-то знать про двойника, если взять за основу факт, что не она сама спустила воду в бассейне. Фантомная боль перебралась в голову, и это было худшее место, которое она могла выбрать. Пашка завис в холле, под потолком, пытаясь додумать мысль: куда могли спрятать Иду Григорьевну? Таких мест, как казалось Горазону, в доме существовало только два: подвал и подземный гараж. Похвалив себя за сообразительность, Горазон нырнул вниз, без труда преодолев все препятствия в виде балок, бетонных перекрытий, деревянных полов и лепнины на потолках.
В подвале было пустёхонько.
От злости Пашка вытряхнул бельё из мешков, словно среди него могла затеряться голодная, злая старуха.
В каком-то тёмном тамбуре он нашёл изрезанные картины.
В гараже…
В гараже царил мрак, и кто-то астматично дышал.
Едва Пашка влетел, на его несчастную, давно нематериальную голову обрушился страшной силы удар. Фантомная боль мигом прошла. Пашка увидел Феликса Григорьевича с монтировкой в руках, огнём в глазах и решительностью в душе.
– Опаньки! – удивился Пашка.
– Опаньки, – повторил Феликс, глядя то на Горазона, то на монтировку.
– А ты что здесь делаешь, Феля?
– А ты что здесь делаешь, Феля? – повторил Феликс.
– Ты одурел от счастья, или дразнишься, Феля?
– Ты одурел от счастья, или драз…
– Заткнись! – Пашка выхватил из рук старика монтировку.
– Заткнись!!! – проорал Феликс Григорьевич.
– А, так ты меня испугался! – догадался Пашка.
Феликс вдруг потряс головой, как бодливый баран, вытащил изо рта челюсть, достал правый глаз и отстегнул ухо.
– У-у! – взмыл под потолок Горазон, чувствуя, что от страха готов сигануть в другую галактику. – Ты кто, фраер разборный?! – спросил он с потолка.
– Глаз в Великую Отечественную потерял, ухо любовница отрезала, а зубы жизнь забрала, жрал много, – задрав голову, пояснил Феликс.
– Круто, – признал Пашка, не рискуя спуститься. – Круче триллера.
– Что ты, какой там триллер! Тебя можно потрогать?
– Все телесные контакты потом, Феля. Сначала ответь на пару вопросов.
– А ты кто?
– Арнольд Шварцнеггер! Ты что, меня не узнал?!
– Память, – постучал себя по лбу Феликс.
– Так отстегни её и выбрось! – разозлился Пашка, кивнув на склад запчастей на капоте машины. – Я – Павел Горазон! Великий актёр современности! Был, – на всякий случай добавил он.
– А я думаю, Горазон, что ли? – обрадовался старик. – Шварц-то, он покрупней будет.
Пашка очень обиделся на «покрупней», но промолчал. Он уселся на крышу джипа и побарабанил пальцами по металлу.
77 
