— Да, да, но кто это?
Келсо намеревался в третий раз повторить свое имя и тут услышал на том конце что-то вроде потасовки, и в трубке раздался резкий мужской голос:
— Ладно, хватит. Говорит Мамонтов. А вы кто?
— Келсо. — В трубке тишина. — Доктор Келсо. Может быть, вы меня помните?
— Помню. Что вам надо?
— Встретиться с вами.
— С какой стати мне с вами встречаться после того дерьма, которое вы написали?
— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— По поводу?
— Черной клеенчатой тетради Иосифа Сталина.
— Помолчите-ка, — сказал Мамонтов.
— Что? — Келсо недоуменно сдвинул брови, глядя на трубку.
— Я сказал — помолчите. Я думаю. Где вы сейчас?
— Возле «Интуриста» на Моховой. Снова молчание.
— Это недалеко от меня, — сказал Мамонтов. И добавил: — Пожалуй, приезжайте.
Он дал адрес. Телефон отключился.
Телефон отключился, и майор Феликс Суворин из Службы внешней разведки (СВР), сидя в своем кабинете в Ясеневе, что на юго-западе Москвы, осторожно снял наушники и вытер уши чистым белым платком. В лежавшем перед ним блокноте было написано: «Черная клеенчатая тетрадь Иосифа Сталина...»
3
Встреча с прошлым
Международный симпозиум, посвященный архивам Российской Федерации Вторник, 27 октября
Заключительное заседание
Доктор К е л с о: Леди и джентльмены, всякий раз как передо мной возникает имя Иосифа Сталина, я неизменно представляю его себе стариком, стоящим у патефона.
Он работал допоздна, обычно до девяти или десяти, а потом шел в кремлевский кинотеатр смотреть какой-нибудь фильм. Часто это был один из фильмов о Тарзане — Сталину почему-то нравилось то, что молодой человек мог жить и вырасти среди диких зверей, — затем он со своими коллегами по Политбюро отправлялся на дачу в Кунцево ужинать, а после ужина заводил патефон и ставил пластинку. По свидетельству Милована Джиласа, на его любимой пластинке вместо человеческих голосов звучал собачий вой. И Сталин заставлял членов Политбюро танцевать под этот вой.
Среди них были вполне хорошие танцоры. Например, отличным танцором был Микоян. Неплохо отплясывал и Вулганин — он чувствовал ритм. А вот Хрущев никуда не годился — танцевал как корова на льду, и Маленков с Кагановичем были ему под пару.
Однажды вечером, привлеченная, как мы можем предположить, топотом ног под собачий вой, в дверь заглянула дочь Сталина, Светлана, и Сталин заставил и ее танцевать. Через какое-то время она устала и еле передвигала ноги, и Сталин разозлился. «Ну, Светланка, танцуй!» — рявкнул он на нее. «Я уже танцевала, папа. Я устала», — сказала Светлана. Тогда Сталин — и тут я цитирую Хрущева — «взял ее пятерней за волосы и потянул. Смотрю, у нее краска на лице выступила, и слезы появились на глазах. Так жалко было смотреть на нее. А отец тянул ее, потом дернул за волосы».
Теперь удержите эту картину в памяти и давайте посмотрим, что сталось с семьей Сталина. Первая его жена умерла. Старший сын Яков пытался в двадцать один год покончить с собой, но лишь ранил себя. (Увидев его, Сталин, по свидетельству Светланы, расхохотался. «Ха! — сказал он. — Не попал!») Во время войны немцы взяли Якова в плен и, после того как Сталин отказался обменять его, он снова решил покончить с собой; на этот раз удалось: Яков бросился на находившееся под током лагерное заграждение.
У Сталина был еще один сын — Василий, алкоголик, умерший в сорок один год.
Вторая жена Сталина, Надежда, родила ему двоих детей и — по словам Светланы — сделала два аборта, а в тридцать один год, однажды поздно вечером, застрелилась. (А возможно, кто-то ее застрелил: никакой записки, которая объясняла бы самоубийство, так и не нашли.)
Надежда была четвертым ребенком в семье. Ее старший брат Павел был уничтожен Сталиным во время чисток — в свидетельстве о смерти сказано: умер от сердечного приступа. Другой ее брат, Федор, сошел с ума, увидев якобы вырванное врагами сердце друга Сталина, героя Гражданской войны красного командира Камо. (На самом деле этот армянин, прежде занимавшийся ограблением банков, просто-напросто инсценировал свою гибель, решив закалить юного бойца.) Ее сестра Анна была арестована по приказу Сталина и приговорена к десяти годам одиночного заключения. Когда ее выпустили из тюрьмы, она не узнавала собственных детей. Так Сталин обошелся с одной частью своих родственников.