А.К.: Не соглашусь с тобой.
Е.П.: Твоя воля, но это так.
А.К.: Ты хочешь, чтоб тебя прочло пятьдесят дебилов вместо пяти умных людей? Я — не хочу.
Е.П.: А я хочу. И скажу тебе с прямотою сибиряка: те, кого ты называешь дебилами, — тоже люди, и если они прочитают какой-нибудь мой текст, у меня с ними будет какая-то… не знаю… ноосферная, что ли, будет с ними связь, понимаешь? В результате и я что-то от дебила почерпну, не надо дебила списывать со счетов, он тоже Божий человек, понимаешь? И потом, с чего ты взял, что все эти пятьдесят моих гипотетических читателей окажутся дебилами? Может, они умнее нас с тобой.
А.К.: Ну, это нетрудно…
Е.П.: Так и американец — тоже Божий человек. И почему бы американцу было не возлюбить такого странного русского Базиля Аксьон и не носить его портрет на майке вместо товарища Че Гевары?
А.К.: Знаешь, американец — он американец и есть. Значит… м-м… Не знаю, как тебе, мне лично не все равно, какой у меня читатель, потому что писатель — это еще и то, какие у тебя читатели. Думаю, и Васе не все равно было, какие у него читатели. И он хотел быть признанным мировым сообществом как мировой писатель. Ты ведь знаешь, что Вася отнюдь не исключал возможности получения им Нобелевской премии. Это правда, истинная правда.
Е.П.: Ну-у-у, поехали… Я знаком с человеком по имени Ханс Бьёркегрен, писателем, переводчиком с русского, который сотрудничает с Нобелевским комитетом. Когда мы с ним встретились давным-давно на шведском острове Готланд и допивали литровую бутылку джина, он мне вдруг говорит: «Ты тоже хочешь получить Нобелевскую премию? Все ваши жаждут получить эту премию и обхаживают меня, когда я появляюсь в Москве, ошибочно полагая, что от меня многое зависит».
А.К.: Скажи, Жень, а ты хочешь получить Нобелевскую премию?
Е.П.: Отвечаю тебе то же самое, что сказал тогда под утро уважаемому господину Бьёркегрену: «Я бы от денег не отказался, а всемирная известность меня мало интересует. У меня хорошее настроение, когда деньги не нужно каждую секунду зарабатывать…»
А.К.: То есть ты всерьез о Нобелевской премии не думаешь. А Вася думал.
Е.П.: Не знаю. У меня нет таких сведений.
А.К.: А у меня есть. Он говорил со мной об этом совершенно серьезно и открыто. Как о событии маловероятном, но вполне реальном при определенном раскладе жизненных и писательских обстоятельств.
Е.П.: Что ж он тогда не предпринял ровным счетом никаких усилий, чтобы стать главой Международного ПЕН-клуба, о чем я тебе уже рассказывал? Глядишь, протоптал бы тропинку к заветной Нобелевке.
А.К.: Он не всегда умел просчитывать последствия. Вспомни его скандал с Букеровским комитетом, когда он, председатель жюри-2005, отказался вручать премию молодому писателю Денису Гуцко, публично объявив, что ему не нравится эта проза. Все говорили, что он своего друга Наймана протаскивает, а ему своя справедливость была дороже репутации. Он ради своей справедливости рискнул, в общем, своим положением — и на конгрессе ПЕН-клуба в Москве, и на Букере. Он ведь, надо сказать, из породы упертых был.
Е.П.: Ну да. Упертых и упрямых. А только я тебе скажу, у одних упертых и упрямых это получается, у других нет. Вот упертый Александр Исаевич Солженицын убедил весь мир, включая французских леваков, в собственной справедливости. Полагаю, ты не думаешь, что президент ПЕН-клуба автоматически становится лауреатом Нобелевской премии? То, что основатель и первый президент ПЕН-клуба Джон Голсуорси получил в 1932-м эту премию — чистое совпадение.
А.К.: Голсуорси и сам по себе был крупной литературной фигурой. Однако предполагаю, что его президентство в ПЕНе тоже сыграло свою роль в решении Нобелевского комитета. Ты сам сказал, что и у Васи была возможность «протоптать тропинку».
Е.П.: Хорошо. Ты знаешь, кто сейчас президент Международного ПЕН-клуба?
А.К.: Нет, и кто раньше был, тоже не знаю.
Е.П.: Президентом сейчас является канадский журналист и писатель Джон Ролстон Соул. А до него президентом был бывший чешский диссидент, а ныне ректор дипломатической академии в Вене Иржи Груша. Я думал, что он и до сих пор президент, но сегодня уточнил…
А.К.: Очень интересно. Жаль, что эти имена мне ничего не говорят. А ты многих нобелевских лауреатов знаешь?