Особенно,... 
54 
Е.П.: Притом что были и другие мощные поколения. Пережившие революцию — поколение Маяковского — Есенина, условно говоря. Потом пережившие войну, фронтовики, появившиеся в литературе после войны. То есть такие, как Астафьев, Виктор Некрасов… А уж потом — те, кто после пятьдесят шестого года, после XX съезда. И вот смотри, что я тебе хочу сказать: все предыдущие поколения принимали правила игры и делали вид, что они верят…
А.К.: Нет, они верили. Предыдущие поколения верили.
Е.П.: Это очень тонкая грань… Ну, скажем так: все предыдущие поколения, до шестидесятников, они искренне делали вид, что верят. Так мне кажется.
А.К.: А мне кажется, что они верили, а не делали вид. А вот шестидесятники — это было первое советское поколение, которое довольно быстро разуверилось. Их вера пошатнулась в пятьдесят шестом году, после XX съезда. Еще не рухнула — только пошатнулась.
Е.П.: Потому что XX съезд был первой разрешенной контрреволюцией. И шестидесятники сформировались в контрреволюционных настроениях. До этого революция была безусловно завершившимся событием, а тут оказалось, что она может пойти в любую сторону…
А.К.: Потому и писали про комиссаров в пыльных шлемах, что все снова заворочалось, забурлило… То есть до этого революция уже безусловно победила, а тут возникли сомнения. И поэтому наиболее романтически настроенные шестидесятники говорили: революция продолжается! Если бы в революции не возникло сомнения, то не был бы возможен один из архетипических шестидесятнических драматических эпизодов — такой, как у Розова в «Шумном дне»…
Е.П.: Где дедовской революционной саблей полированный буфет рубит…
А.К.: Да, юный Олег Табаков играл юного такого шестидесятника. Понимаешь, в чем дело? Не могло возникнуть потребности восстанавливать саблей ленинские нормы — ведь он ленинские нормы восстанавливает саблей, — если бы эти нормы не пошатнулись. Если бы полированный буфет, то есть контрреволюция, не побеждал бы. И это не мы с тобой такое открытие сделали. Все, кто ностальгирует по советскому времени, считают, что это Никита, «проклятый Хрущ», советскую власть погубил.
Е.П.: А вот скажи-ка мне, пожалуйста, зачем Никита это сделал? А что, разве нельзя было жить так и дальше — сидя по лагерям?
А.К.: Нельзя.
Е.П.: А почему?
А.К.: Моя теория такая: потому что каналы могут рыть зэки, а электронно-вычислительную машину, как тогда называли компьютер, зэки не построят. Максимум — танк, а компьютер — уже нет, не получится. Заставить рыть землю под штыком можно, а заставить думать — нельзя. А делать компьютеры надо, иначе проиграем гонку вооружений. Гонку высокотехнологических, как теперь сказали бы, вооружений.
Е.П.: Ага. Тогда, значит, вот в чем реформаторство Хруща было: он решил из лагерей… в общем, шарашку сделать.
А.К.: Именно шарашку. А в шарашке, как мы знаем из «Круга первого», люди начинают думать всякое…
Е.П.: То есть… вот в этом смысле он прогрессист.
А.К.: Совершенно верно.
Е.П.: Сталин сплошной лагерь устроил, а Хрущев сделал сплошную шарашку.
А.К.: Ну, у них задачи были разные. Сталину каналы надо было рыть, лес валить, руду копать. А Никите надо было ракеты строить.
Е.П.: Нет, у Сталина тоже шарашки появились, когда надо было бомбу делать.
А.К.: Когда атомную бомбу у американцев украли, надо было ее дорабатывать, появились во множестве шарашки. Но это же понятно совершенно: интеллектуальный труд в ГУЛАГе невозможен, в шарашке возможен. А при Хрущеве интеллектуальный труд стал важнее физического, время настало другое.
Е.П.: То есть это означает, что Хрущ совершенно не хотел разводить свободу и ломать советскую власть, а просто он был вынужден по этапу страну всю перевести из лагеря в шарашку, условно говоря. Где условия были получше.
А.К.: А тех, которые ничего, кроме как топором махать, не могли, выпустил. Зачем злых рабов содержать, когда уже их работа не очень нужна? И была у него еще одна причина для «разоблачения культа личности»: соратники доблестные. Сожрут. Сожрут немедленно. Что надо сделать? Надо показать Сталина бандитом и убийцей, а на них повесить соучастие.
Е.П.: «Антипартийная группа…»
54 
