Последние отзывы

  67  

Что же касается составных частей, то они суть

1) природная деятельность натуры Э.В. Добролюбова,

2) соблазнительная ситуация, сложившаяся на центральной площади страны,

3) присущее всякому русскому человеку стремление решить личные, общенародные и мировые проблемы разом.

Короче говоря, Эдуард Вилорович Добролюбов задумал проникнуть в мавзолей Владимира Ильича Ленина и путем разрушения хрустального гроба и последующего нанесения поцелуя пробудить великого вождя трудящихся всего мира для исправления политического курса и восстановления его же ленинских норм.

Ни хрена себе, а?! С ума сошел старый дурень.

Но, с другой стороны… Так ли уж безумна идея? Не предпринимаются ли вокруг, в нашей с вами обычной и полностью реалистической жизни, попытки осуществления идей не менее странных? Допустим, поворот России на путь Швейцарии или, наоборот, Швеции; восстановление допетровских обычаев с дальнейшим выделением в окружающую среду исконно славянского духа; перенос азиатскоевропейской границы с Урала на Карпаты или, напротив, на приамурские сопки; внедрение монетаризма в грудное вскармливание; национализация верхних слоев атмосферы; торжество справедливости… Все мы Добролюбовы, господа. В каждом из нас есть свой Добролюбов, товарищи. И не смейтесь над старостью, все там будем.

А сам мечтатель начал осуществление плана, как положено, с глубокой разведки. От природы он был человеком очень неглупым, рассудительным и практичным, так что решил прежде всего отправиться в царство мертвых, чтобы там, на месте, как следует изучить обстановку, нравы и обычаи обитателей, условия работы и особенности этих условий. Однако, поскольку проникнуть непосредственно в загробную среду каким-либо иным путем, кроме как личной кончиной с последующим захоронением (что старик пока легкомысленно откладывал на неопределенный срок), не представлялось возможным, он решил ограничиться обследованием московских и ближнего пригорода кладбищ — мест, наиболее приближенных куда надо.

Весь список, от федерально значимых Новодевичьего и Кунцевского до культурно ориентированных Ваганьковского и Переделкинского, от национально окрашенного Востряковского до сравнительно общедоступных Митинского, Хованского и Николо-Архангельского, оказался огромным. Но Эдуард Вилорович горячку не порол, действовал последовательно и планомерно. Разделавшись в утренние часы с кое-какими хозяйственными заботами, он, экипированный мятой пластмассовой авоськой с бутербродами, после обеда садился в автобус, шедший до ближайшего метро, потом долго ехал под землей, втискивался в маршрутку и, наконец, во второй половине дня прибывал на очередной объект. Там он проводил несколько часов, как правило, до самого запирания ворот — давняя служебная привычка действовать в чуждом и враждебном окружении зоны подсказывала ему, что хмурое время сумерек более всего подходит для рекогносцировки быта покойников. Конечно, еще лучше было бы исследовать ситуацию ночью, но по ночам кладбища закрывались, да и рисковать без особой нужды Добролюбов не хотел, берег себя для завершающего этапа операции.

Однако и при свете испытал разведчик немало.

В Переделкине и на Ваганьковском все было спокойно — поклонился на всякий случай дорогим сердцу всякого культурного человека могилам, вылил, где положено, наземь немного водки, постоял с грустным лицом среди москвичей и гостей столицы…

Неприятности начались на Новодевичьем. Там его внимание кроме общеизвестных могил сразу привлекли почему-то места последнего упокоения одного маршала и одного деятеля культуры. Устроились они неподалеку друг от друга, как, бывало, и при жизни устраивались на съездах, пленумах, верховных советах и всесоюзных совещаниях. Над обеими могилами возвышались солидные, больше обычного человеческого размера памятники, они-то и поразили взгляд и воображение Эдуарда Вилоровича: монументы были изумительно реалистические.

Маршал Печко Иван Устинович изображен в темном граните при всех приколотых к хорошо выглаженному гранитному мундиру наградах, от двух геройских звезд до последней медали за выслугу. В правой руке военачальник держит, прижав к гранитному уху, гранитную телефонную трубку, а левой нажимает на гранитную кнопку пуска ракет — вероятно, тоже гранитных. Скорее всего, скульптор запечатлел героя в один из самых ответственных моментов его боевой жизни, а именно тогда, когда он, не дозвонившись до главнокомандующего (скажем откровенно: рассказывавшего в тот момент по телефону товарищу из Политбюро свежий армянский анекдот), самостоятельно принял решение сбить некий ковер-самолет, явно намеревавшийся покинуть воздушное пространство СССР. Был такой эпизод… На борту этого ковра находилась группа отщепенцев, решившая таким образом предать лагерь мира и социализма, но умелые действия наших зенитных ракетчиков (или ракетных зенитчиков, там уж не до этого было) пресекли провокацию. Громкая получилась история, продажные западные газеты и так называемые правозащитники подняли тогда страшный визг, хотя даже и жертв человеческих-то практически не было, обошлось. А Печке дали малозначительный какой-то орден, вроде «Знака Почета», имевшего в орденоносной среде прозвище «Веселые ребята», словом, невысокую награду, так что через год получил Иван Устинович ужасный инфаркт миокарда, медицинские полковники и генералы маршала не спасли, вот и стоит он теперь на кладбище в гранитном обличье, звонит, а там все время занято, так что приходится жать кнопку на свой страх и риск…

  67