Последние отзывы

  11  

– Там призы, – Деля указала на две большие коробки. – Ну, где мужская сила?

– Не, – сказал водила, – мне за это не платят. Мое дело баранку крутить. А конфеты таскать я не нанимался.

– Я нанималась! – Деля со злостью схватила одну коробку и, пошатываясь на огромных каблуках, помаршировала за Толиком.

– Господи, – вздохнула Сорокина, – знала бы я, чем мне придется заниматься!

Коробку она не взяла, у нее были каблуки и очень короткий свингер из чернобурки.

– Слушай, – сказала мне Жанна, одергивая на себе небесно-голубую дубленку, – у тебя самая подходящая форма одежды для поднятия тяжестей.

И она ушла, бормоча: «Вкусная и сладкая, белошоколадная. У меня внутри орешка, съешь меня и будет, будешь...»

Я вздохнула, взяла коробку, и под насмешливым взглядом водителя потопала за ними. От коробки так одуряюще пахло шоколадом и еще чем-то вкусным, что я вспомнила, что с утра, кроме жидкой манной каши ничего не ела. Правда, в агентстве я заскочила в местный буфет, но цены там так меня поразили, что я, понюхав вкусный воздух, оттуда сбежала. Теперь я тоже нюхала воздух, он пах шоколадом, печеньем, и еще чем-то, чем пахнет только в Новый год.

Идти пришлось долго, по каким-то переходам, коридорам, и лестницам.

Потом мы долго примеряли костюмы. Заяц и правда оказался мне великоват, но Толик и Деля, вооружившись булавками что-то где-то подкололи, загнули, и я смогла свободно двигаться, не путаясь в лапах.

Сорокина, поругиваясь, влезла в узкий, длинный коричневый чехол, закрывавший полностью лицо, и не дававший свободно передвигать ногами. Для глаз и рта в нем были маленькие прорези. Сорокина фыркала сквозь них, чихала, и в сотый раз сообщила всем, что она не актриса ТЮЗа, а модель.

Зато Жанна костюмом осталась довольна. На ней красовалось суперкороткое белое платье, открывавшее чулки на ажурной резинке, на ногах были высокие белые сапоги, а на голове белый капор. На мой взгляд, она больше подходила для танца кан-кан в ночном клубе, чем для детского праздника.

Детей был полный зал, заиграла музыка и Деля вышла на сцену. Она оказалась прекрасной ведущей, дети перестали носиться между рядами и затихли, слушая ее приветственные речи.

– На сцену, девицы! – шепнул Толик. – И от души работаем, от души! Помните, клиент хорошо заплатил!

Сорокина что-то забубнила в своей трубе, и еле переставляя ноги в узком одеянии, засеменила на сцену. За ней попрыгала я, Жанна вышла последней.

– А вот и наши сладкие герои! – радостно воскликнула Деля в микрофон.

– Да, – вдруг не по тексту громко заявила Сорокина.

Тут я поняла, что понятия не имею, в какой последовательности мы должны играть свои роли.

– Во мне много карамели! – вдруг чересчур громко закричала Сорокина, и мелко-мелко передвигая ногами, быстро пошла вперед.

– Меня нет вкусней на свете!

Она зачем-то замахала длинными худыми руками, видимо, старательно выполняя наказ Толика работать «от души».

– Жуй меня, кусай меня...

– Стой! – крикнула Деля, но было поздно. Сорокина рухнула в оркестровую яму. В яме были инструменты, поэтому последовательно послышались звуки барабана, тарелок, гул контрабаса и других струнных инструментов. Зал захлебнулся детским хохотом и аплодисментами.

– Черт, – тихо ругнулась Деля, и подскочив к яме спросила:

– Верка, ты в порядке? Сиди там, как-будто так и надо! Дети! – закричала она бодро в микрофон. – Наша палочка такая вкусная, что ее утащил, ее съел... кто, дети?

– Контрабас! Барабан! – закричали дети.

– Дирижер! – басом закричал чей-то папа с первого ряда.

– Я кто? Я кто? – услышала я над ухом панический шепот Жанны.

– Ты конфетка Белоснежка! – тихо подсказала я.

– Ты конфетка Белоснежка! – выкрикнула Жанна.

– Я? – испугалась Деля.

– Да не вы, а она! – я устала от интенсивного шепота. – Вкусная и сладкая, белошоколадная!

Нашему дебюту грозил полный провал.

– У меня внутри орешка! – вспомнила Жанна. – Съешь меня и будет... и будешь... Хрюшкой! – выдала она вдруг версию Сорокиной.

Зал застонал то хохота.

– Кошмар! – зачем-то в микрофон сказала Деля и схватила за юбку Жанну, которая как зомби быстро пошла к оркестровой яме. Из ямы выглянула труба с прорезями для глаз и вежливо спросила:

– Можно я текст договорю?

Деля странно хрюкнула и споткнулась о длинный шнур микрофона. Дети от хохота посползали с кресел на пол. Я поняла, что нужно спасать представление и так запрыгала по сцене, изображая зайца, что из-под ног полетела пыль.

  11