Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
34 
— Полный бред! — серьезно заключил Джуранский, обращаясь к Горну.
Серебряков поперхнулся, тяжело и часто задышал. Страстная проповедь отняла слишком много сил.
— Кто привел вас к проруби? — громко, как глухого, спросил Ванзаров.
— Я… один, — вздохнул Серебряков. — Оставьте меня, я хочу уйти к свету. Я так устал…
По его телу прошла судорога. Ванзаров с немым вопросом повернулся к Горну, но доктор лишь пожал плечами. Он сделал все, что мог, и теперь спокойно наблюдал за агонией.
И тут вдруг Джуранский решил проявить себя.
— Признайтесь, Серебряков, вы убили девицу Ланге? — в упор спросил Железный Ротмистр. Родион Георгиевич замахал на помощника руками, но было поздно.
Профессор вздрогнул.
— Кто это? — спросил он, сощурив глаза. — Вы глупец, юноша! От вас пахнет казармой… Ничтожнейший человек! Что бы я своими руками убил своё… своего друга?! Какая дикость!
Профессор начал задыхаться, из глаз потекли слезы.
— Но… — упрямо начал Джуранский.
— Ротмистр, прекратите! — крикнул Ванзаров.
Джуранский растерялся:
— Но, Родион Георгиевич, вы же сами полагали, что…
— Все! Мечислав Николаевич, прошу вас помолчать!
— Ванзаров, наклонитесь ближе, — хрипло попросил профессор.
Сыщик тут же опустился на колени перед кушеткой.
— Я слушаю вас, Александр Владимирович…
— Смерть Маши для меня это такое… такое… — Серебряков захлебнулся.
— Я верю вам, — тихо сказал Ванзаров. — Вы не знаете, кто бы мог совершить убийство? Может быть, ваши знакомые дамы?
— Они… Они не убивали Марию… Да им это и не нужно, — прошептал Серебряков. Одинокая слезинка скатилась по его щеке. — В тот вечер их не было с нами…
Ванзарову вдруг стало по-настоящему жалко одинокого, умирающего чудака, который устроил из своей жизни глупый эксперимент.
— А что было в тот вечер, Александр Владимирович?
— Маша пришла, как обычно, часов в восемь. Потом… потом мне стало плохо, и я ушел в спальню. Наверное, она ушла сама, у нее был ключ… — профессор с трудом выдавливал каждое слово.
Ванзаров точно помнил, что никакого ключа в одежде Ланге найдено не было. Хотя, судя по всему, Серебряков говорил правду.
— Простите меня, профессор, но почему вы солгали, что находились на балу Бестужевских курсов?
— Ах, это, — Серебряков облизал сухие губы. — Когда у меня обостряется болезнь, я могу спутать дни и события. Я не думал вам лгать, Ванзаров, поверьте.
— Я могу задать вам нескромный вопрос? — заторопился сыщик.
— Знаю… Мария была… особой, это было ее бедой. Но и огромным счастьем!.. Если бы она была жива!.. Я так страдаю без Маши!
Родион Георгиевич окончательно уверился: Серебряков не убивал Ланге. Значит, кому-то было нужно, чтоб после смерти девушки исчез и профессор. Впрочем, возможно, это никак не связано с убийством Ланге. Тогда с чем?
— У вас на груди пентакль. Я видел такой же у… Марии, — осторожно заметил Ванзаров.
Серебряков как-то странно и испуганно посмотрел на сыщика.
— Это просто… совпадение… мы шутили и сделали этот знак.
— Понимаю… Вы хотите помочь найти убийцу Марии?
— Что я уже могу… — прошептал Серебряков.
— Где нам отыскать барышню Уварову? — быстро спросил Ванзаров.
Но ответить Серебряков не успел. Он замер, закатив глаза. Горн посмотрел на часы и понимающе кивнул.
10
К громаде Сибирского торгового банка на Невском, 44, подлетела на всем скаку и встала как вкопанная роскошная тройка с холеными конями в серых яблоках. Извозчик-лихач, красавец с русым чубом под заломленной кубанкой и в распахнутом стеганом полушубке, бросил хлыст на облучок и спрыгнул на снег.
Широко улыбаясь, он подошел к саням и сдернул медвежью шкуру, которая прикрывала от зимнего ветра пассажирку. Вуаль скрывала ее лицо. Лихач сорвал с головы кубанку и галантно протянул даме в вуали руку. Мадемуазель оперлась о лапищу извозчика и грациозно поднялась с меховой подстилки. Она чуть оттянула юбку и ступила ножкой в блестящем ботиночке на тротуар. Лихач облапил жадным взглядом стройную фигурку, залихватски крутанул соломенный ус и душевно крякнул. Это означало, что извозчику ох как понравилась пассажирка!
Дама скромно кивнула, вынула из объемного ридикюля хрустящую бумажку и, зажав в двух пальчиках, протянула извозчику.
— Нет, барыня! — запротестовал тот, отказываясь принять плату.
34 
