Последние отзывы

  71  

Севка почувствовал замешательство, а потом облегчение, потому что денег после аренды ресторана осталось… Он не знал сколько, но обожраться точно бы не хватило.

– Вино? – схватился он за бутылку.

– Я не пью.

– Тогда сразу….того… Станцуем?..

Если она сейчас скажет «не танцую», он накинется на неё с поцелуями.

А что ещё делать в пустом ресторане, если не есть и не пить и не танцевать?

Мила вскочила и грациозно закружилась между столами. Севка схватил её за талию и притянул к себе, испугавшись, что проблема танца будет решена без него. Они протоптались в медленном танце минуту, прежде чем Мила спросила:

– Тебе не кажется, что музыки нет?

– Разве? – удивился Фокин. – А, по-моему, звучит прекрасная музыка… Арфа, скрипка и этот… как его… домофон.

– Саксофон? – усмехнулась Милавина.

– Да… он, зараза… – От близости её тела Севка ничего не соображал.

– Скажи, как продвигается моё дело? – По лицу Милы пробежала тень озабоченности.

– Никак. То есть, как-то там оно продвигается, конечно… – Севка попытался прижать её к себе крепче, но Мила остановилась и отстранилась.

– То есть как это – «никак»? Что значит «как-то там продвигается»?!

Меньше всего Фокин хотел говорить о работе, но ему пришлось это сделать.

– Понимаешь, – присел он за стол и залпом выпил стакан сухого вина, потом ещё один и ещё, чтобы остудить пыл разгорячённого тела, – отчего-то мне все твердят, что твоего дядю ограбила и убила вовсе не банда «искусствоведов».

– Что это значит? – нахмурилась Мила, присаживаясь напротив.

– Почерк разный. Прежние картины аккуратно доставали из рам, а не вырезали ножом. И убийство… Оно не вписывается в картину преступлений на эту тему.

– Чушь! – закричала Мила. – Как ты можешь так говорить?! Ты, опытный сыщик! Подумаешь, почерк! Это полная фикция – этот ваш почерк! Сегодня человек поступает так, а завтра он действует по обстоятельствам совсем иначе. Ну, хорошо, если ты уверен, что это не «искусствоведы», то, наверное, уже взял под наблюдение Михаила Громова?

– Кто это? – ляпнул Севка, выпивая то ли пятый, то ли шестой бокал вина.

– Ну, знаешь! – вскочила Мила. Она хотела выскочить из зала, но Севка, преградил ей дорогу, упал на колени и зашептал:

– Люблю тебя… очень люблю… как только родился, начал дышать и сосать… мать, с тех пор люблю… – Он схватил её за чёрные брюки, прижался лицом к коленям и начал целовать чёрный шёлк.

Милавина позволила ему всё сделать и всё это сказать.

– Так ты возьмёшь под наблюдение Громова? – уточнила она. – Он явно угрожал моему дяде! Он наверняка связан с бандой!

– Возьму, – прошептал Фокин, – возьму, если ты мне дашь… дашь? Ты мне дашь шанс?!

– Дам, – засмеялась Милавина. – Позвони мне, когда что-нибудь станет известно! – сказала она и, поцеловав его в щёку, выпорхнула из ресторана.

Севка хотел её догнать, проводить, или что там ещё принято делать на первом свидании, но чёртовы мокасины так натёрли ноги, что он смог дойти только до стола.

– Мартини! И солёные огурцы, – приказал он официанту.

До полчетвёртого ночи Фокин обмывал зимбабвийский доллар и свою нечаянную любовь. На столе разрывался от вибрации телефон, на дисплее требовательно высвечивалось «Лаврухин», но Севке было не до него.

Последнее, что он помнил – красное от натуги лицо официанта, тащившего его к такси.

– Куда? По какому адресу вас отвезти? – орал официант, легонько шлёпая Фокина по щекам.

– В рай, – шептал Севка. – Мой адрес – рай…

* * *

Утром в офис ворвался Лаврухин.

Он влетел так стремительно, что Драма Ивановна не успела о нём доложить.

– Кобелина! – заорал Вася, бросая на стол кипу свежих утренних газет. – Ты что творишь?! Что ты творишь, кобелина, я тебя спрашиваю?!

– Что я творю? – морщась от головной боли, уточнил Фокин. Одну за другой он развернул газеты и увидел на самых заметных местах – первых, вторых и последних полосах, – свои фотографии.

Он в белом костюме подаёт Милавиной руку, когда та выходит из такси.

Он ведёт её в ресторан со странным, натужным выражением лица, будто его мучают газы. Он пытается налить ей вино. Он топчет ей ноги в танце. Выпучив глаза, стоит на коленях, объясняясь в любви. Целует колени. Хватает за руки, пытаясь остановить… Его бесчувственное тело выносят из ресторана и грузят в такси.

Это был бессовестный, наглый фоторепортаж со свидания Фокина с Милой Милавиной.

  71